– Не бойся, сынок, – с укором сказал он, – никто тебя у нас не съест. Главное – говори правду. Как вести себя с судейскими, я тебе потом расскажу, если, конечно, ужин придется мне по душе.

– Мы делаем все, что в наших силах, сэр, – отозвался я, – чтобы наши гости оставались довольными.

Когда матушка увидела пергамент, ей сделалось дурно, она уже не могла заниматься никакими делами и лишь горестно причитала, что король, прослышав, какой у нее рассудительный, спокойный и трудолюбивый сын (первый силач Англии, шутка сказать!), ныне решил отнять у нее самое дорогое ее сокровище.

Мастер Стиклз усмехнулся и высказался в том духе, что, дескать, королю для полного счастья не хватает при дворе только Джона Ридда. Тут матушка поняла, что все ее страхи пустые, улыбнулась и заявила:

– Так и быть, я отпущу моего Джона, но его величество встретится с моим сыночком не ранее чем через две недели.

С того дня у матушки только и было на уме что моя поездка в Лондон. Втайне она уже возмечтала, как в Лондоне у меня заведутся могущественные покровители и я сделаю блестящую карьеру, а я тем временем погрузился в самые черные думы. Что скажет обо мне Лорна? Месяц со дня нашей последней встречи был уже на исходе. Наверняка она ожидает, что я приду к ней через несколько дней, потому что верит, что я не нарушу своего слова. Как она будет разочарована! Мысль об этом сверлила мозг и не давала покоя, и, не имея возможности незаметно ускользнуть из дома, я проворочался с боку на бок всю ночь до утра, меж тем как Джереми Стиклз, лежа на соседней кровати, храпел за нас двоих. Ломая голову над этой неразрешимой задачей, я уснул в тот час, когда нормальным людям положено вставать. Я не явился к завтраку, и матушку это встревожило не на шутку, но мастер Стиклз заверил ее, что так бывает со всеми, кто получает королевские предписания, так что волноваться ей нет никакого смысла.

– Итак, мастер Стиклз, когда же мы тронемся в путь? – спросил я в тот же день после полудня, когда мы вышли во двор. – Вашей лошади нужно как следует отдохнуть, сэр, да и мой Смайлер изрядно потрудился сегодня, а другая лошадь меня не выдержит.

– Через несколько лет, – заметил королевский гонец, окинув меня с головы до ног одобрительным взглядом, – тебя вообще не выдержит никакая лошадь.

– А это уж как Богу будет угодно, – ответил я довольно резко. – Если же какая лошадь и пострадает от моего веса, так это будет моя лошадь, а не ваша. До Лондона путь неблизкий, и я хочу знать, когда мы отправимся в дорогу. Дело, как и понимаю, не терпит отлагательств.

– Так оно и есть, сынок. Однако матушке твоей нужно время, чтобы снарядить тебя как полагается. Распорядись, чтобы нынче вечером закололи жирного индюка – это нам с тобой к завтрашнему обеду, – а на ужин пусть приготовят оленье мясо. В пятницу утром, обратив взоры к дороге, мы отправимся в Лондон, покорные воле его величества.

– Но послушайте, сэр, – заметил я с некоторой тревогой, – если дело его величества можно отложить до пятницы, то почему бы не отложить его до понедельника? У нас есть шесть молодых свиней, в пятницу им как раз исполнится шесть недель. Шесть для нас чересчур много, а одну мы вполне можем зажарить. И вам не жаль будет перепоручить эту работу женщинам?

– Сынок, – ответил мастер Стиклз, – сроду я не видел такого гостеприимного дома, как ваш, так что покинуть вас слишком поспешно было бы с моей стороны величайшей неблагодарностью. И потому я тебе вот что скажу: христианам негоже отправляться в дальнюю дорогу в пятницу. Молодую свинью мы с тобой выберем завтра в полдень, а отведаем ее на обед в пятницу. После этого мы соберем все необходимое и выступим в субботу утром.