Гвенни, глупышка, приняла меня за ангела, и всю дорогу, пока мы шли домой, она ожидала, что я вот-вот взмахну крыльями и улечу. Я привела ее в долину, и она стала моей служанкой. Она, похоже, не боится даже самых буйных из наших мужчин и, глядя на их безобразия, говорит, что разбойникам лучше знать, как себя вести, раз уж они избрали для себя такое ремесло. Задорная и бойкая на язык, она каким-то непостижимым для меня образом заставила этих чудовищ считаться с собой, и само собой получилось, что она стала пользоваться в долине большей свободой, чем многие и многие в этих местах. Иногда, когда луна светит особенно ярко, Гвенни выбирается из долины на поиски своего отца. Она до сих пор верит, что он жив и только ждет подходящего случая, чтобы вернуться за своей доченькой.

Знаете, о чем я часто думаю? Я думаю о том, чтобы бросить все и убежать подальше от этого страшного места.

Я знаю, мне это может стоить жизни, но я готова рискнуть. Однажды я чуть было не выбралась отсюда, но история эта закончилась так ужасно, что я содрогаюсь при одном лишь упоминании о том, что тогда произошло.

С минуту она молчала, а потом продолжила:

– Нет, не буду я вам ничего рассказывать, иначе этот кошмар встанет у вашего изголовья, и вы на долгие годы потеряете покой и сон.

Отказ, однако, лишь подстегнул мое любопытство (глупых мальчишек хлебом не корми, но дай выслушать историю пострашнее!), и я упросил Дорну продолжить свой рассказ, не подумав о том, скольких душевных мук ей может стоить моя просьба.

– Как-то вечером – это случилось летом прошлого года, – начала Дорна, – я гуляла здесь, в нижнем ярусе долины. Когда стало смеркаться, я заспешила домой, чтобы тьма не застала меня в дороге. Я шла по узкой тропинке, как вдруг на повороте из-за деревьев вышел какой-то мужчина и шепотом попросил меня остановиться. Я была так напугана, что у меня не достало сил даже на то, чтобы закричать.

Мужчина был мне совершенно незнаком, но он – я это сразу почувствовала – был так вежлив и обходителен, что я быстро успокоилась и приготовилась выслушать то, что он мне скажет. Он сообщил мне, что зовут его Алан Брандир и что он – мой двоюродный брат и опекун, хотя он всего лишь на три года старше меня. Я попросила его говорить потише, чтобы, не дай бог, разбойники не услышали его. Алан был хрупкого телосложения, и я подумала – случись что, любой Дун переломит его легко, как тростинку.

«Я предпринял путешествие единственно ради вас и прекрасно знаю, куда попал, но за мою безопасность можете не беспокоиться: я отменно владею холодным оружием, и к тому же я лучший бегун Шотландии, – заверил Алан. – Отец мой приходится родным братом вашей матушке, он лорд и пользуется большим влиянием при дворе короля Карла Второго. По шотландским законам мой отец является вашим опекуном, и поскольку, к несчастью, он потерял слух, право опекунства перешло к его сыну, то есть ко мне. Вот я и явился сюда, чтобы вытребовать вас и забрать с собой».

«А вот этому не бывать!» – раздался вдруг громовой голос, и из-за ближайшего дерева выдвинулась громадная фигура Карвера Дуна.

Бедный Алан вскрикнул от неожиданности, но тут же, вспомнив о моем присутствии, устыдился своей растерянности и двинулся на Карвера, а тот, обхватив его тонкое тело, словно гигантский паук, даже не дал ему выхватить шпагу из ножен. Тщетно бился Алан в его объятиях: с тем же успехом ребенок, похороненный заживо, мог бы попытаться сдвинуть собственный надгробный камень. Карвер утащил Алана Брандира в глубь леса и убил его. Это было год назад, но мне кажется, что после того случая я прибавила в возрасте сразу на десять лет.