Юноша покраснел.

– Да.

Лиза заговорила медленно и печально:

– Конечно, ты знал; все знали. У тебя был такой несчастный вид, тогда, на улице. Ты все равно меня любил, да?

– Я и сейчас тебя люблю, Лиза, моя Лиза.

– Поздно сейчас. Поздно, – она вздохнула.

– Лиза, тут один вякнул было, что ты… что ты с ним… с этим… Так я из него чуть душу не вытряс за такие слова.

– Зная, что это правда?

– Пусть правда. Только нечего всяким при мне языками про это чесать.

– Том, они все на меня ополчились, все, кроме тебя. Лучше б я за тебя пошла, когда ты просил. Тогда бы ничего этого не было со мной, ничего.

– Лиза, еще не поздно. Выходи за меня.

– Ты женишься на мне? После всего, что было?

– Было, да сплыло. Мне это нипочем. Мы поженимся, и все у нас будет хорошо. Лиза, я жить без тебя не могу. Выходи за меня!

Лиза застонала.

– Нет, Том, нет. Это неправильно.

– Да почему неправильно-то? Я ж сказал: мне все, что было, нипочем.

Лиза опустила глаза и едва слышно прошептала:

– Потому что я это… того…

– Чего того?

Она с трудом заставила себя произнести:

– Я, кажется, беременная.

Том с минуту подумал, затем выговорил:

– Ничего. Выходи за меня – все образуется.

– Не могу. Честно, Том, не могу. – Лиза снова разрыдалась. – Не могу за тебя выйти, но ты такой добрый со мной, я для тебя что хочешь сделаю.

Она обняла его за шею обеими руками и скользнула к нему на колени.

– Том, я не могу быть тебе женой, а все другое – все другое, что ты хочешь – если хочешь – сделаю. Я все сделаю, чтоб ты был доволен.

Он не понял, сказал только:

– Ты хорошая, Лиза, – склонился над ней и запечатлел поцелуй на ее лобике.

Потом вздохнул, спустил Лизу с колен, поднялся и ушел. Она осталась одна. Некоторое время она сидела, как усадил ее Том, но постепенно картины произошедшего стали наплывать на нее, одиночество и отчаяние захлестнули, слезы полились ручьями. Лиза бросилась на кровать и зарыдала в подушку.

Джим смотрел вслед Лизе, уводимой Томом; миссис Блейкстон ревниво смотрела на мужа.

– О ней думаешь, да? Конечно, ты бы сам с удовольствием до дому ее довел, а жена пускай как хочет.

– Замолчи! – рявкнул Джим.

– Не замолчу! – взвизгнула миссис Блейкстон. – Хорош муженек, нечего сказать! Все вы одинаковые. Бросить жену с детьми ради этакой сучки! Да еще в твои-то годы! Другой бы со стыда сгорел. Это все равно что с родной дочерью путаться!

– Богом клянусь, – заскрипел зубами Блейкстон, – не заткнешься сию минуту – убью.

– Гляньте, какой грозный! – Миссис Блейкстон повернулась к толпе. – Все видели, как он с женой обращается? И с какой женой! Двадцать лет с ним, девять человек детей ему родила, не считая сколько не выносила, да еще один на подходе, а он говорит: убью! Славный муженек! – Она негодующе посмотрела на Джима и перевела взгляд на толпу, словно желая услышать общественное мнение.

– Я тут до утра стоять не собираюсь! Прочь с дороги! – Блейкстон вторично растолкал зевак. Не всем понравилась его грубость, но эти немногие поглядели ему в лицо, перекошенное гневом, и сочли за лучшее оставить свое недовольство при себе.

– Видали? – продолжала миссис Блейкстон. – Боится! Хвост-то поджал, ровно кобель шелудивый! Тьфу на тебя!

Однако миссис Блейкстон затрусила следом, продолжая ругаться и размахивая руками.

– Кобель, вот ты кто! Кобелина! С девчонкой спутался! И зачем только я за тебя пошла! Опозорил, осрамил! Глаза бы на тебя не глядели!

Толпа следовала за супругами на приличном расстоянии, впрочем, зеваки старались не пропустить ни единого слова.

Джим пару раз оборачивался к жене, приказывая замолчать, чем только сильнее ее разъярял.