– Джим, ты их видел? – прошептала Лиза, когда мастеровые удалились. – Как думаешь, они нас узнали? – Почти инстинктивно она обернулась, и в этот же миг один мастеровой тоже обернулся; стало быть, узнали. – Ох, как я испугалась!

– Я тоже, – отвечал Джим. – Аж взмок весь.

– Какие же мы с тобой идиоты, – продолжала Лиза. – Надо было с ними заговорить! А теперь они всем расскажут. Как думаешь – расскажут?

Впрочем, за этой встречей ничего не последовало. Джим как-то наткнулся в пабе на одного из мастеровых, и тот никоим образом не дал понять, что видел его с Лизой; Джим и Лиза решили, что остались неузнанными. Однако второе столкновение было много хуже.

Оно имело место также на набережной Альберта. Лиза и Джим попались навстречу сразу четверым соседям. Лизино сердце едва не выпрыгнуло, ибо возможности улизнуть не было никакой. Она хотела развернуться и пойти обратно, да опоздала – соседи заметили их.

– Подыграй мне, – шепнула девушка Джиму и громко обратилась сразу ко всем четверым: – Доброго вечера! Откуда это вы?

Соседи несколько опешили, затем один из них задал встречный вопрос:

– А вы где были?

– Я? Я – в больнице. У нас одна девушка из цеха захворала, вот я и думаю: надо сходить проведать. – В первую секунду Лиза говорила несколько неуверенно, однако вскоре собралась и лгала уже бегло, без запинки. – Ну вот, выхожу это я из больницы, и кто, вы думаете, навстречу идет? Мистер Блейкстон. И говорит это мне: надо же, где встретились. Иду, говорит, в Воксхолл; не хочешь прогуляться за компанию? Отчего не прогуляться, отвечаю, погодка-то славная.

Один сосед подмигнул, другой заметил:

– Ну, гуляй, Лиза, гуляй.

Лиза изобразила оскорбленную добродетель.

– Вы на что это намекаете? По-вашему, я вру?

– Ты? Врешь? Боже упаси! Ты ж у нас невинна, как голубка.

– Я правду говорю! На что мне врать? А знаете пословицу: лжец никому не верит?

– Ладно, ладно, Лиза, не кипятись.

– Я кипячусь? Вот только слово еще скажи – в глаз получишь! Пойдемте, мистер Блейкстон, – обратилась она к Джиму (который во все время разговора молчал, как пень), и они пошли.

Вслед им раздалось «Теперь все ясно!», сопровождаемое грубым хохотом.

После этого случая Лиза и Джим решили встречаться только в таких местах, где их точно никто не увидит. До Вестминстер-Бридж-роуд они теперь добирались поодиночке, а там сразу шли в парк. Ложились на траву и лежали так, обнявшись, до самой темноты. После дневного зноя приятно было вдохнуть прохладный вечерний ветерок; казалось, они вдали от Лондона, так было тихо, так свежо. Раскинувшись на травке рядом с Джимом, Лиза чувствовала, что ее любовь к нему распространяется и на весь мир, что в Джиме она обожает всех людей, сколько их ни есть. Если бы только это не кончалось! Они дожидались темноты, над ними по одной вспыхивали и помаргивали звездочки, небо становилось ультрамариновым, затем ультрамарин переходил в чернильную черноту, сверху уверенно светили уже целые россыпи звезд. Но постепенно вечера сделались холоднее, Лиза с Джимом быстро замерзали на травке, и путь, который надо было проделать до парка, стал казаться слишком длинным и не стоящим считаных минут уединения. Поэтому они, по обыкновению перейдя через мост, брели по набережной, пока не попадалась свободная скамейка, садились в обнимку, Лиза поджимала ножки, а Джим нависал над ней. Зарядили сентябрьские дожди, но Лиза с Джимом по-прежнему устраивались на скамейке под деревьями. Джим часто брал Лизу на колени, распахивал над ней куртку, точно шатер, а Лиза обнимала его за шею, прижималась к нему и время от времени смеялась от счастья коротким тихим смешком. Они почти не разговаривали в те вечера, ибо