– Я же говорила, что он беспокойный и непослушный. Вот вчера не привязала, и результат на лицо. Тайлер сам виноват. Кто его просил лезть в спальню ко взрослым, когда они уединяются и отдыхают? Подумаешь, я слишком громко стонала. Этот глупец подумал, что Калеб делает мне больно, хотя всё было совершенно иначе. Думаю, ты меня понимаешь.

Нет, не понимаю. Но оборотница, не замечая моей мимики, продолжает:

– Калеб был на самом разогреве, когда Тай, вращая бешеными глазами, влетел в спальню и бросился ему на спину. Естественно, мужчина себя не контролировал, вот и поранил мальчишку. А тот взял и сбежал. Но хорошо, что ты его нашла. И хорошо, что в поселке никто ничего не знает. Только сплетен мне не хватало.

Глупое ворчание пропускаю мимо ушей, но вычленяю самое главное. Ради этого даже останавливаюсь и оборачиваюсь:

– Подожди. Так почему ты сразу не сказала, что этот монстр – твой любовник, и спасать тебя не нужно?

– Почему не нужно? Нужно, – уверенно заявляет Бирина, еще и фыркает недовольно. А заметив мою приподнятую бровь, отмахивается. – Не бери в голову. Это личное. Да и времени объяснять у меня нет, сама сказала.

Да уж. Времени нет, это точно. Да и разговор странным выходит. Чем больше спрашиваю, тем сильнее запутываюсь в ее ответах и от этого лишь больше вопросов задать хочу.

Некоторое время идем молча.

Начинает накрапывать дождь. Сначала мелкий, почти незаметный, но с каждой минутой все более яростный, постепенно преходящий в ливень.

И вроде как можно было б в душе поворчать: грязь, слякоть, фу, но отчетливо понимаю, что погода – наше спасение. Вода смоет следы, уберет запахи. И, если этот Калеб – не ищейка, то вряд ли теперь нас найдет.

К сторожке приближаемся быстрым шагом, почти переходящим в бег, но все равно промокаем до нитки. Волчица первой ныряет в дверь, я за ней следом. Но на пороге она оборачивается и преграждает путь. Прежде чем пойти к сыну, шепчет:

– Нам с Тайлером из поселка надо будет выбраться незаметно. Поможешь?

Смотрим друг другу в глаза.

Она медлит и ждет ответа. Я почему так сразу не могу его дать.

Не хочу отпускать малыша в неизвестность. С ней – не хочу.

– А не проще выгнать этого Калеба из твоего дома? – предлагаю другой вариант.

Бирина недовольно кривит губы и произносит странную фразу:

– Калеб – только первый, скоро тут появятся другие.

***

Какие «другие»?

«Скоро» – это через сколько?

И «тут» – это где конкретно?

Пока из остатков продуктов, которые захватывала с собой из дома, готовлю на всех троих поздний обед, не перестаю задаваться вопросами.

И те ответы, которые самовольно приходят в голову, меня заранее пугают. Позитивного в них нет ничего. Жаль, возможности расспросить Бирину тоже пока не предвидится. Потому что она… благополучно спит.

Умаялась, как сказала Тайлеру.

Выбив из меня обещание помочь исчезнуть из поселка, оборотница направилась к сыну. Довольно спокойно его осмотрела, похвалила за помощь в моем лице, порадовалась, что раны неплохо заживают, и… легла рядом, сообщив, что после нервного стресса ей непременно нужен отдых.

Я обалдела.

Нет. Не так.

Я. ОБАЛДЕЛА!

А Бирина спокойна забралась на лавку, поближе к стене, чуть сдвинула подушку Тайлера, чтобы ей было удобнее, прикрылась его пледом и закрыла глаза.

Как-то прокомментировать поступок… честно, желание было огромное, но… мальчонка с такой радостью и надеждой в глубине глаз смотрел на меня, так преданно на мать, что не стала.

Не смогла.

– Она одна у меня осталась.

Разве после подобных слов, сказанных шепотом, чтобы не потревожить, могла я обидеть ребенка? Пойти его невысказанной просьбе наперекор?