Когда приезжаем на первую площадку, Иришка неожиданно начинает стесняться. То ли её смущает множество незнакомых людей, то ли ей не нравлюсь именно я.

- Доченька, познакомься, пожалуйста, – Олеся берёт девочку на руки и поворачивает так, чтобы я оказался прямо перед ней. – Это твой папа.

- Папа? – как-то неуверенно переспрашивает малышка.

Наверное, я должен сейчас что-то сказать. Но что говорят детям в такой ситуации? В сценарии на этот счёт никаких заготовок! Чувствую себя по меньшей мере идиотом. Или студентом за мгновение до того, как провалиться на экзамене.

- Привет! – выдаю, изо всех сил пытаясь состроить подобие улыбки.

- Ты – злой?

Чёрт! Угораздило же меня вчера сорваться. Смотрю на Олесю в поисках поддержки. В конце концов, мы с ней – в одной лодке! Это её работа!

- Нет, котёнок, папа просто вчера очень расстроился, что ты нашкодила. Он не будет тебя ругать, если ты не будешь трогать его вещи. Пойдёшь к нему на ручки?

Девочка отрицательно мотает головой. Лисица опускает её на пол, пожимает плечами и виновато произносит:

- Значит, в другой раз. Скорее всего, она напугана, не привыкла к крикам. И потом, я не уверена, что она в полной мере понимает слово «папа», ведь в сад мы не ходим, а на прогулках малыши чаще с мамами.

Я растерян. Штейнберг сказал, что за сегодня мне нужно наладить с дочерью контакт. Я думал, что в этом нет ничего сложного, но теперь кажется, что миссия невыполнима! Остаётся сделать ставку на игрушки, которые должны были уже доставить из детского магазина. В результате на всех снимках малышка сидит на руках у мамы. Это моё первое фиаско в нашем спектакле под названием «Выборы».

Впрочем, дома мне удаётся немного реабилитироваться. Игрушки, которые выбрала моя помощница, производят фурор. И Иришка, растерявшись от восторга, даже соглашается пойти ко мне на руки и позволяет сфотографировать нас. Естественно, вместе с ярко-розовой игрушечной плитой, которая очень гармонично вписалась в общую бело-розовую гамму интерьера.

А дальше начинается концерт, который мои нервы уже не выдерживают. Малышка скандалит и отказывается спать без мамы. Естественно, в её комнате стоит только детская кроватка, а для мамы спального места не предусмотрено. Правда, догадались поставить раскладное кресло. Но у меня на Лисицу – свои планы, и я тоже хотел бы заполучить её на ночь.

- Витя, у меня нескромный вопрос: где в этом доме моя комната?

- Там же, где и моя. Ты же моя жена.

- Стоп. Во-первых, ещё не жена. Во-вторых, мы так не договаривались!

Нет желания спорить с ней под аккомпанемент детского плача, и я уступаю. Олеся отправляется ночевать в гостевую спальню, взяв с собой дочь.

Негодую – разве можно так идти на поводу у ребёнка? Если девочке постоянно потакать, то она быстро решит, что плачем может добиться от матери чего угодно. Но вслух ничего не говорю. По большому счёту это Лисицын ребёнок и её проблемы. Вот пусть сама их и решает. Морально я выжат как лимон, а потому удаляюсь в свою комнату, мечтая лишь о крепком здоровом сне, раз другие мои мечты обломали.

Утром в день свадьбы дом снова напоминает вертеп. Люди везде: стилисты, советники, фотографы, видеооператор. Дочь, чувствуя всеобщее возбуждение, активно вносит свою лепту в происходящее безумие. Благо, за ней присматривает няня, а потому никаких разрушений не случается, что не может не радовать.

А потом… Олеся выходит из своей комнаты, и я забываю, как дышать, говорить. Спроси у меня кто-то имя – и то не вспомню. Я совершенно не сентиментален. По крайней мере, был уверен в этом до недавнего времени. Но, чёрт побери, Лисичка – фантастическая красавица!