- Лисичка, а зачем ты номер телефона поменяла? Пряталась от кого-то? – задаю вопрос, который давно не даёт мне покоя. – Я приезжал, пытался с тобой связаться.

- Ни от кого не пряталась. Всё куда прозаичнее – у меня сумочку украли. В тот же день, когда ты уехал. А в ней было всё: документы, билет, деньги и телефон. Римма отдала мне свой старый смартфон, а симку другую покупать пришлось – без паспорта её не восстановить. Потом уже не стала заморачиваться.

- Так деньги с карты не ты снимала?

- Не я. Я даже посмотреть, сколько там было, не успела.

- Пин-код там же, в сумочке, был?

- Угу.

- Ох… А головой подумать? То-то я удивился, зачем ты сняла всю наличку перед самой посадкой в поезд. Слушай, получается, ты осталась и без денег, и без документов?

- Без всего вообще. Зато с полным чемоданом барахла, – смеётся. – Страшно было – жуть. На улице темнело, а я не имела ни малейшего представления, куда идти, у кого просить помощи и что делать.

- И как выкрутилась?

- Римму встретила. Может, помнишь, возле вокзала была пекарня «Ватрушка»? Это была её. Она меня взяла на работу, поселила в подсобке. А потом постепенно мы с тортами стали раскручиваться, доходы выросли, Римма открыла кафе, а мы с Иришкой, наконец, перебрались на съёмную квартиру.

- Что ж ты со мной не связалась, когда у тебя всё украли?

- С тобой? Даже мысли не возникло. Ты дал понять, чтобы я тебя больше не беспокоила. А я, может, и глупой была, но не настолько, чтобы не понимать, что напоминать о себе не стоит.

- Ну и зря.

Не знаю, как бы я отреагировал тогда. Но хочется верить, не как совсем бездушный эгоист.

Всё время на языке крутится вопрос об отце Иришки, но задать его не решаюсь. Я сам её бросил, и это не моё дело, с кем она была потом. Только мысль, что она так легко забыла меня, бьёт по самолюбию и почему-то очень неприятно царапает внутри.

На следующий день мой дом превращается в проходной двор: в срочном порядке одну из комнат переоборудуют под детскую. Поскольку всё делается в спешке, то планируется только переклеить обои, заменить занавески и, естественно, смонтировать детскую мебель. Туда-сюда бегает дизайнер, ругаются рабочие. Стук, вой дрели и электроотвёртки, мат. И это не говоря уже о грязи на полу через всю прихожую. Дурдом!

Сбегаю оттуда в офис Штейнберга в надежде сохранить нервы и провести время с пользой. Но и там покоя нет – офис похож на улей с броуновским движением. Все снуют туда-сюда, постоянно задают какие-то вопросы и требуют ответов. Очень тяжело сосредоточиться в такой обстановке.

Легенда наших отношений с Лисичкой готова, просматриваю, внося на ходу мелкие правки, и отправляю в обработку. После обеда нам предстоит выездная фотосессия. Пиарщикам показалось мало имеющихся в наличии реальных фотографий наших прошлых отношений, поэтому планируется сделать десяток постановочных кадров в разных местах, ракурсах и нарядах. Из этого потом смонтируют фильм, который покажут гостям на свадьбе, а отдельные фото уйдут в прессу.

Олеся во всём этом пока не участвует – выторговала себе возможность до обеда поработать над заказами. Я ей даже немного завидую. Очень скучаю по работе, своему кабинету и привычному ритму жизни. Если бы знал, что избирательная кампания – такой треш, то вряд ли согласился бы на эту роль.

В машине обнаруживаю детское кресло и узнаю, что фотографироваться мы будем не вдвоём, а втроём – Лисёнок по сценарию должна фигурировать на нескольких снимках. Если мысли о Лисице вызывают приятное волнение и предвкушение, то её дочку я откровенно побаиваюсь, не знаю, как с ней себя вести и чего от неё ожидать. А ведь завтра на свадьбе мы должны предстать уже дружной семьёй. И как достичь этого за оставшиеся часы – не представляю. Мозг готов взорваться!