- Было бы у меня чуть больше времени – нашёл бы!

- Какой же ты урод!

Он воспринимает мои слова спокойно. Просто пожимает плечами.

- Не просто урод, а богатый урод. Называй вещи своими именами. И за это ты готова мне всё простить, правда?

Он уже выпустил пар, в голосе нет ни тени истерики или недовольства, а лишь сплошной неприкрытый цинизм. Зато я завожусь и мысленно становлюсь в стойку, чтобы прыгнуть и вцепиться ему зубами в глотку.

- О, а у вас всё тихо-мирно? – Штейнберг возвращается. – Я думал, вы тут всё разнесёте. Вон, полный сервант посуды. Как-то даже скучно с вами.

- Миша, не начинай… Лучше отвези нашу гостью с терминаторшей домой. А я распоряжусь, чтобы здесь убрали, и отдохну. Иначе завтра буду, как варёный овощ, устал как собака. Вот это вот, – показывает в сторону Иришки, – для меня слишком.

- А как же ты собираешься играть роль её отца, если она тебя так раздражает? – какой-то чёрт кусает меня за пятую точку, и я решаю Виктора потроллить.

- Как? На успокоительных! Михаил, запиши себе, пусть врач назначит мне что-то посильнее. Иначе, боюсь, не справлюсь с главной ролью в твоём спектакле.

И в это чудовище я когда-то была влюблена?

Перед подписанием документов ещё затемно прихожу в кондитерскую. У меня есть несколько часов, чтобы сделать девочкам необходимые заготовки и потом быть спокойной, что все заказы будут выполнены. Как некстати эта дурацкая затея с женитьбой…

Не покидает ощущение, что я совершаю огромную ошибку. И вроде бы всё правильно: пять лет мы с дочерью проживём в достатке, а по окончании этого срока получим большую сумму. У дочери в свидетельстве о рождении появится хотя бы формальный отец. У неё будет нормальное детство, её никто не будет дразнить в школе безотцовщиной, никто не будет издеваться и смеяться над ней. Даже если папаша фиктивный. Хочу, чтобы дочь была счастливее меня. С ужасом вспоминаю свои школьные годы…

После вчерашнего инцидента плохо себе представляю, как мы сможем прожить с Виктором пять лет бок о бок, если Иришка его так злит. Не удивлена, что он дожил до тридцати и до сих пор не женился, не обзавёлся детьми. Такие, как он, умеют любить только себя. А других людей просто используют или терпят, пока им это выгодно. Не сомневаюсь, что со временем он выставит нас за дверь и даже ручкой не помашет, как в прошлый раз. Воспоминания остры и болезненны, словно это было вчера, а не больше трёх лет назад.

Только на сей раз я ни за что не позволю ему завладеть моим сердцем! Тогда я была восемнадцатилетней дурой, которая не видела в жизни ничего хорошего, и тут же лужицей растеклась, стоило почувствовать к себе доброе отношение. Теперь я изменилась. Я – взрослая самодостаточная женщина, мать. Я зарабатываю на жизнь и стараюсь обеспечивать Иришку всем необходимым, хоть это и непросто.

Прислушиваюсь к себе, чтобы понять, что чувствую к Виктору теперь. Ничего! Только раздражение, возникшее после вчерашнего концерта, и недоумение, зачем они со Штейнбергом всё это затеяли? Куда логичнее и честнее было ограничиться женой без ребёнка, если он так не любит детей, но ему непременно нужно иметь семью. Со смехом вспоминаю, как он был зациклен на контрацепции.

Зачем я в это влезла? Заранее знаю, что не раз пожалею о своём решении… Но всё равно подписываю документы. Брачный контракт предусматривает, что мы с Иришкой не претендуем на его имущество ни в случае развода, ни в случае его смерти. По договору нам выплатят крупную сумму пропорционально длительности нашего брака за вычетом штрафов, если таковые будут начислены.