Внутри оказалось несколько кусков кристаллообразной породы красновато-оранжевого цвета. Ни денег, ни долговых бумаг не было.

– Никакой ценности эти камни не представляют. Ювелир это подтвердил. А к Тер-Погосяну разный народ шастал. У него, кроме этого товарищества, осталось еще несколько. Ну, найдут люди в горах кусок слюды – алмаз мерещится. Вот и слетались к нему все кто ни попадя, чтобы за хорошие деньги открыть тайну какого-нибудь малопонятного месторождения. Сам-то Давид в этом деле не смыслил и вечно к Кампусу за разъяснениями обращался. А он инженер опытный. Ему бражку за квас не выдашь. Обман вмиг раскусит.

– Стало быть, покойный не только поисками нефти промышлял?

– Да нет, конечно. У него имелся большой пай в «Товариществе кавказских недр» и в «Товариществе кавказских железнодорожных сообщений».

– А не позволите мне на время кусок этой породы? Хочу точно установить, что это такое. Через два-три дня непременно верну.

Поляничко пожал плечами:

– Надо так надо.

– А вы, помнится, говорили мне, что здесь лежали патроны в пачке и несколько штук россыпью. Было бы неплохо на них взглянуть.

Ефим Андреевич извлек из кармана маленький ключик, вставил в едва заметное отверстие, повернул дважды, и вверху открылось небольшое отделение.

– Пожалуйста.

Пользуясь лупой, адвокат стал рассматривать патроны.

Глядя на него, сыщик вымолвил с легкой усмешкой:

– Я, конечно, понимаю, что эта газетенка всерьез подпортила вам нервы, но, может, вам просто махнуть рукой на них, а? Вы же лучше меня знаете, что с писаками связываться – себе дороже! Чем быстрее все забудут про Тер-Погосяна, тем лучше. Перебесятся и угомонятся. Ну что вы, Клим Пантелеевич, силитесь здесь отыскать? Только зря время тратите.

– Вы слишком хорошо обо мне думаете, – улыбнувшись, ответил Ардашев. – На самом деле мною правит корысть. Я нахожусь здесь исключительно в силу того, что сожительница покойного – Милада Яновна Заоблачная – теперь моя доверительница. Она обратилась ко мне с тем, что бы я опроверг расхожее мнение о кончине Тер-Погосяна, то есть доказал, что либо суицида вообще не было (следственно, было предумышленное смертоубийство), либо покойный нажал на спусковой крючок, находясь в состоянии сильного душевного волнения и не отдавал отчета своим действиям. В противном случае самоубийство лишает ее права на духовную.

– Да-с… – Поляничко покрутил ус. – Туго вам придется. Тут ведь даже бурсаку-первогодку ясно: убийством не пахнет.

– Однако странности имеются. Роковой выстрел прозвучал в пятницу, тринадцатого. А всего за несколько дней до того, в понедельник, Тер-Погосян неожиданно отправился к нотариусу и составил завещание. Он не мог не знать, что в случае самоубийства духовная аннулируется. Нотариус в обязательном порядке сообщает об этом каждому завещателю. Так что нелогично получается.

– Может статься, вы и правы. Но только если в здравом рассудке находиться. А буде взбредет в голову дурь, в глазах помутнеет – такого накуролесить можно, что о-го-го! Примером сказать, лет семь назад весь город скорбел. Купчишка один, с Воробьевки, ревнивый был, как чеченец. Это и понятно: супружница чуть не вдвое моложе, и красавица, и хохотушка, каких свет не видывал! Ее все бабы любили. А сам-то он виду был неказистого: рябоват, да и выпить любил, хоть и не злоупотреблял – разве что после удачного торга мог с дружками в трактире засидеться.

Уехал он как-то на ярмарку в Нижний. Барышей там огреб на несколько тысяч и через неделю, немало довольный, возвратился. На вокзале встретил знакомого. Выпили в ресторации, посидели, поговорили. Стемнело. А приятель разыграть его решил. Вот, говорит, пока ты там по волжским базарам шастал, Катька твоя с заезжим торгашом спуталась. Ты поторопись – как раз их в люльке и застанешь. Этот дурень так рассвирепел, что извозчика с пролетки сбросил и сам до дома экипаж погнал. Первым делом он забежал в сарай, схватил топор и к окну приник. А дело было осенью – дни стояли теплые, и только ночью холодом веяло. Многие спали с открытыми форточками, но укрывались по-зимнему. Смотрит ревнивец и видит: спит его супружница, а рядом с ней, из-под единого оделяла, чужая, третья пятка свисает. Вот тут дьявол и вселился в него. Запрыгнул он в окно и давай кромсать топором и жену, и хахаля ее. Те даже проснуться не успели. Только потом выяснилось, что никакой это был не любовник, а приехала к дочери ее мать – теща, стало быть. Бабы весь вечер капусту рубили, солили да по кадкам раскладывали. Умаялись, бедные, и спать легли пораньше. А убивец-то этот, когда понял, что натворил, пошел на верную смерть: на стражника бросился в городской тюрьме… ну и поймал кусок свинца в живот. Умер в муках. Да-с… А вы говорите, «нелогично получается».