Подходя к выкрашенному в розовый цвет дому с вывеской «Ставропольское товарищество по исследованию недр земли», Клим Пантелеевич увидел сутулую фигуру Поляничко. Полицейский сунул ключ в замочную скважину и открыл дверь.

– Прошу. Сегодня воскресенье и здесь никого нет.

Поднявшись по ступенькам, устланным бордовой дорожкой, они проследовали по длинному коридору и остановились перед высокой двустворчатой дверью. Ефим Андреевич сорвал сургучную печать и прошел внутрь.

– Все как было в день убийства. Даже кровь, как видите, я не разрешил убрать. Признаться, с самого начала была у меня тайная мыслишка привести вас сюда.

– Искренне вам благодарен, – выговорил Ардашев и оглянулся по сторонам.

Кабинет имел форму квадрата. Посередине стоял дорогой письменный стол с резными ножками. Столешница, обтянутая зеленым сукном, почти наполовину была залита уже высохшей кровью, которая обхватила своими бурыми объятиями и настольную электрическую лампу, и жирандоль со свечами, и пресс-папье. Хрустальный письменный прибор с чернильницей в виде избушки, карандаши в стакане и несколько перьев оказались сухими. Прямо посередине к столу примыкал другой, поменьше. Около него адвокат и остановился. Он достал из кармана складную лупу и принялся внимательно разглядывать едва заметное пятно.

– Что вы там узрели? – поинтересовался Поляничко.

– Странное дело: здесь явно была капля крови, которая угодила сюда, очевидно, в момент выстрела. Но кто-то ее промокнул, оставив едва заметный след. Естественно, покойный этого сделать не мог. Тогда кто? И зачем?

– Позвольте-позвольте, – начальник сыска вынул свою изрядно потертую лупу с деревянной ручкой и начал исследовать это место. – Да, вы правы. Но здесь все гораздо проще: видно, кто-то из моих олухов во время осмотра угодил туда рукой или пальцем.

– Нет, тогда бы кровь была размазана. Да и отпечаток бы остался. А тут просто стерто, и притом очень аккуратно.

– Вы хотите сказать, что кому-то понадобилась его кровь?

– Именно. Причем так, чтобы следствие этого не заподозрило.

– По-вашему, здесь был нетопырь-вурдалак, который напился еще не остывшей крови и вылетел в окно? – с ехидным прищуром выговорил Поляничко.

– Почти, с той лишь разницей, что он вышел через дверь, – невозмутимо изрек Ардашев и продолжил осмотр.

Угол комнаты занимали два мягких кожаных кресла. Единственное окно, задернутое габардиновыми шторами, выходило во двор. В книжном шкафу, кроме «Кавказского календаря», лежали стопки разномастных журналов. Тут же имелось отделение для посуды. Клим Пантелеевич открыл дверцу: внутри стояла откупоренная, но совершенно полная бутылка «Шустова». Кроме коньяка, других напитков не было. Хрустальные фужеры, несколько водочных рюмок, нераспечатанная плитка шоколада «Эйнем» и порезанный, слегка заветренный лимон на блюдце с упокоившейся в жидком сахаре мухой.

Внимание Ардашева переключилось на вделанный в стену английский сейф с надписью «Theodor Kromer». На дверце белела наклеенная бумажка с чьей-то росписью.

– А что там? – поинтересовался присяжный поверенный.

– Так, ничего интересного. А впрочем, сами полюбопытствуйте.

Поляничко сорвал печать и опустил вниз рычаг. Удерживая его, он установил каждый из трех переключателей на определенную цифру, – раздалась короткая металлическая мелодия, и дверца отворилась.

Обернувшись к Ардашеву, сыщик сказал:

– Код сейфа знал только Тер-Погосян. После его самоубийства пришлось искать Федьку-кассира. Слава богу, он недавно остепенился и завел семью. Но прежнее ремесло этот скачок не забыл. Не поверите: пользовался медицинской трубкой, которой доктора легкие слушают. И пяти минут не прошло, как этот заграничный ящик сдался. А я всегда говорил: русские воры – лучшие в мире.