На первой сфотографировали керамическую кошечку, пожалуй, даже котенка, цвета меда. Кошечка стояла на задних лапах, в передних держала по пирожному. На грудке и животе красные буквы складывались в два слова: «Пирожная киска».

– Банка из-под пирожных, – прокомментировал Этан.

– Я такой хороший детектив, что догадался и сам.

– Ее заполняли фишки для «Скрэббл»[13].

На втором фото высилась горка фишек. Шесть из них Этан выложил рядком, образовав два слова: OWE[14] и WOE[15].

– В банке лежали по девяносто фишек с буквами O, W, E. Каждое слово можно собрать по девяносто раз, или оба по сорок пять. Я не знаю, что он собирался этим сказать.

– Наверное, намекал, что Манхейм поступил с ним нехорошо, а вот теперь пришел час расплаты.

– Возможно. Но при чем тогда банка для пирожных?

– Из этих букв можно собрать также WOW[16], – заметил Рисковый.

– Да, но тогда не будет использована половина «О» и все «Е». Только два слова, owe и woe, позволяют использовать все буквы.

– А как насчет комбинаций из двух слов?

– Первая – wee woo. Означает, насколько мне известно «маленькая любовь», но думаю, это из другой оперы. Вторая – E-W-E, все с тем же woo.

– Овечья любовь, да?

– Мне представляется, что это тупик. Думаю, его послание – owe woe, то ли первое, то ли второе, то ли оба сразу.

Рисковый отправил в рот кусок лаваша.

– Может, после этого мы сможем сыграть и в «Монополию».

В пятой коробке прислали книгу в переплете под названием «Лапы для размышлений». Суперобложку украшало фото очаровательного щенка золотистого ретривера.

– Это мемуары, – пояснил Этан. – Доналд Гейнсуорт, который их написал, тридцать лет готовил собак-поводырей для слепых и колясочников.

– Между страницами ни насекомых, ни крайней плоти?

– Ничего. Я пролистал все в поисках подчеркнутых строк, но увы.

– Эта посылка выбивается из общего ряда. Невинная, даже сентиментальная книга, ничего больше.

– Шестую коробку бросили через ворота этим утром, чуть позже половины четвертого.

Рисковый всмотрелся в две последних фотографии. На первой – сшитое яблоко. На второй – глаз внутри.

– Глаз настоящий?

– Нет, позаимствованный у куклы.

– Тем не менее он тревожит меня больше всего.

– Меня тоже. А почему тебя?

– С яблоком ему пришлось повозиться. Такая работа требовала и времени, и осторожности, и точности, так что, возможно, именно яблоком он хотел что-то сказать.

– Пока я понятия не имею, что именно.

К последней фотографии Этан прикрепил степлером ксерокс послания, которое лежало в нише под глазом.

Рисковый прочитал его дважды, прежде чем посмотреть на Этана.

– А в первых пяти ничего такого не было?

– Нет.

– Тогда, вероятно, эта коробка – последняя. Он сказал все, что хотел, сначала символами, теперь словами. Теперь он переходит от угроз к действиям.

– Думаю, ты прав. Но его слова для меня такая же загадка, как и символы-предметы.

Серебристые лучи фар разгоняли послеполуденный сумрак. Вода волнами летела из-под колес автомобилей, проезжающих по бульвару Пико.

– Яблоко может означать опасность запретных знаний, – нарушил затянувшуюся паузу Рисковый. – Первородный грех, который он упоминает.

Этан вновь попытался приняться за семгу. С тем же успехом он мог есть резину. Пришлось отложить вилку.

– Семена знания заменил глаз, – сказал Рисковый скорее себе, чем Этану.

Стайка пешеходов промелькнула мимо окна ресторана, шли они, наклонившись вперед, борясь с декабрьским ветром, под ненадежной защитой черных зонтов, напоминая скорбящих, которые спешили к могиле.

– Может, он говорит: «Я вижу твои секреты, источник, семена твоего зла».