Тру лицо.

— Я ужасно устал от людей, Рада. Ненавижу их, блядь, всей душой.

Ее сильная сторона — чуткость. Радка поджимает губы.

— Держись, родной. Это пройдет.

— На хуй. Пройдет это, будет следующее. Забей. Где твой мужик?

— Работает.

— А помочь тебе не хочет?

— Это не его дети, он мне ничего не должен. А тот, кто должен, завещал меня тебе. Ха-ха-ха! Так что, будь добр, разузнай про этого Северянина побольше. Он агрессивно скупает наше побережье, и мне немного страшно.

Мы недолго обсуждаем перспективу продажи ее отеля инвестору.

Прошло уже почти полтора года со смерти Алтая, но Рада упорно не верит. Ждет его. Иногда мне кажется, что она безумна. И с одной стороны, ее неадекватная любовь к Алтаю тешит мое эго, я бы хотел, чтобы она всю жизнь любила и чтила только его. С другой — понимаю, как это жестоко.

— А Ростик что говорит?

Я знаю, почему строитель так вьется вокруг мелкой. Знаю, зачем он на ней женился. Логика проста и банальна — Рада для него недосягаема. Ростислав мнит себя альфачом, такие обычно требуют преданность, а получив — начинают считать ее капитуляцией. Женщина, которая любит мертвого, — самый лакомый кусочек. Но это их игрища, я не вмешиваюсь. Мне главное, чтобы чел грел Радкину кровать, когда ей захочется и так, как ей захочется. Иначе девочка совсем крышей съедет от своего горя, а у нее дети. Пока он это делает, мне пофиг.

— Он с тобой согласен. Мы аллею доделаем и, наверное, сгоняем в Москву на конференцию. Северянин вроде бы подтвердил участие. Ты пока узнай про него что-нибудь, ладно?

— Заметано.

Я в очередной раз машинально оглядываю ресторанный дворик. Цепляюсь глазами за длинные, почти до талии, собранные в низкий хвост волосы. На автомате оцениваю стройную фигурку: юбка-карандаш и белая водолазка одновременно прячут и подчеркивают достоинства. Строгость на той грани, когда она уже переходит в сексуальность. В паху слегка печет, хотя утро было жарким. Прикол.

Я задерживаюсь взглядом чуть дольше, чем позволено в обществе. Нравится мне этот типаж в последнее время. Как наваждение.

Девица, мелькнув каштановой макушкой, скрывается в очереди за фастфудом.

Пишу сообщение Дарье: «Сегодня в силе?»

— Приезжай, как сможешь, — болтает Радка. — Я ужасно по тебе соскучилась.

— В этот бедлам? Увольте. — Я смеюсь вспыхнувшей в ее глазах ярости. — Не злись, приеду. Ладно, не пропадай. Мелких стопроцентных варваров от меня поцелуй.

Кофе закончился, а за новой чашкой идти лень. Я слушаю несколько сообщений от Виктора, который теперь ведет дело того ребенка. Вите хреново. Его голос срывается трижды за минуту. Мой — звучит удивительно ровно, словно у меня давным-давно нет души. Продана.

Пальцы быстро перебирают четки, мнут толстые бусины.

Даю Вите несколько советов и прошу быть на связи.

Мобильник вибрирует: Дарья решила перезвонить. Хватило бы «да/нет».

Я принимаю вызов и направляюсь к выходу.

— Привет, — говорю. — Я работаю. Сегодня в семь в силе?

— Привет. Конечно, — мурлычет она.

— У тебя, у меня?

— У меня. Только я не успею приготовить, закажу ужин на дом. Ты не против суши?

Я уже почти у эскалатора, когда наперерез выходит Александра Яхонтова. Встреча настолько неожиданная и незапланированная, что останавливаюсь и смотрю на помощника судьи Савенко в упор.

Темная юбка, белая водолазка... так это я ее видел в очереди. То-то у меня привстал. Эта сучка с прямым взглядом так и норовит вывести меня из себя.

Водолазка, кстати, грудь облегает словно вторая кожа, и я отмечаю, что у нашей серой мыши навскидку тройка, оказывается. Кто бы мог подумать?