Небольшой цыганский табор переехал сюда откуда-то с Кубани примерно полгода назад. Вроде, погорельцы. Жили бедно, поэтому кучно: купили старый дом в частном секторе и застроили все шесть соток участка дополнительными жилыми сараями, чем вызвали недовольство местных жителей и головняк Иванова.

Но больше всего злило, что весь этот беспредел располагался почти на границе с участком Маруновского — каких-то пару сотен метров через трассу! Там тоже был частный сектор — живи, не хочу! Но нет, именно сюда припёрлись.

— Ты прошлый раз то же самое говорила. И клялась, что через неделю вернётся.

— Да? Ай, не помню, начальник!

— Значит, тогда ты за него слушай, — щёлкнул ручкой, приготовившись заполнять формуляр. — Последнее предписание вам — незаконные жилые постройки разобрать. Слышишь меня? Через неделю не уберёте, следующий раз на бульдозере приеду, ясно?

— Да где незаконные? — ловко переложила она с руки на руку орущего младенца. — Где жилые?

— А это что, по-твоему? — пнул Андрей дверь ближней халупы, и та, заскрипев, распахнулась.

— А, так это сарайка, начальник! Тут никто не живёт!

— Ладно, вижу, — спокойно согласился Андрей, не подав вида, что узнал в стоящем там мотоцикле типа «мопед», тот самый, на который на прошлой неделе жаловалась одна из бабок его участка. Вернее, жаловалась-то не на сам мопед, а на соседа пацана, который с этим мопедом возится. Мол, то тарахтит с утра до вечера, то красит его прямо у неё под окном, а ей вонь и шум сквозняком в форточку тянет.

Вот по окраске-то, Андрей его и узнал: серебряный, с алыми языками пламени на бачке и обклеенной трёхкопеечными монетами раме. И вопрос был даже не столько в том, как этот расписной мопед попал к цыганам, сколько в том, откуда он взялся у того пацана и стоит ли его вообще ему возвращать. Пацан-то тот, хотя и не цыган, но тоже — тот ещё хулиган.

Как ни в чём ни бывало, отошёл от сарая. Протянул Лейле предписание на подпись.

— Так я не умею писать-то, начальник! — смеясь, оскалила она белые зубы. — Это тебе надо Бахтыра дождаться! Он через неделю приедет!

— Крестик ставь! — едва сдерживась, рявкнул Андрей.

— Тогда на! — сунула она вдруг ему ребёнка, да так резко, что Андрей машинально взял. И замер, обалдело глядя на пунцовое от крика личико. — Где ставить, то? Тут? — положив бумажку на поднятое колено, ткнула Лэйла ручкой.

Андрей чуть склонился, чтобы глянуть, и орущий карапуз срыгнул. Щедро. Прямо на китель.

Домой мчался как угорелый. Замытое пятно стремительно высыхало, оставляя на серо-голубом сукне кителя безобразное белёсое пятно. И Харламовское «Быстрее засохнет — быстрее отвалится» здесь вообще не канало.

Но, едва войдя в свой квартал, понял, что дома происходит конец Света. Тёмка орал так, что уличные кошаны разбегались, а бабки у соседних подъездов слишком уж заискивающе и издалека кивали Андрею:

— Здрасти... — и, не таясь, провожали взглядом.

Дома, до полного счастья оказалась, что ещё и Маринка заперлась в туалете. А Нина Тимофеевна, пунцовая и взмыленная, в предобморочном состоянии мечется по квартире и тоже орёт:

— Хватит! Хватит с меня этого дурдома!

Разобраться в этом, вот так, сходу, было не реально. Как и выманить из туалета дочку. И тем более, успокоить сына.

— Нина Тимофеевна! — пытаясь привести её в чувства, строго прикрикнул Андрей. — Что случилось?

— Что? Что?! — зачем-то потрясая своей сумкой, орала она. — А вот что! Вот что!

А Андрей пытался удержать на руках вырывающегося, юзжащего на тонкой высокой ноте сына, и ходил за ней...