— Вот это правда! — рассмеялся Костя. — Сань, ты когда начал так во всем этом разбираться?
— Относительно недавно, — изобразил я коварную улыбку. — И чуйка подсказывает: должно сработать. Но нужны вливания. Для начала хватит и моих собственных средств, конечно… а потом будет результат, и сам все увидишь.
— Убедил. Сдаюсь. — Костя демонстративно поднял обе руки вверх. — Только одного не пойму: от меня-то тебе что нужно?
— Скажи Матвею в гараже, чтоб не жмотился, пусть Настасья и инструмент берет, и остальное, если надо. Это раз. — Я начал загибать пальцы. — У него всякого барахла на три «Волги» по углам гниет. Два — если чего надо докупить, пусть докупают, того же железа листового или крепежа. Три — точно придется что-то и выточить. Если есть кому на завод свозить — пусть везут, хотя по-хорошему неплохо бы и свои станки заказать, места в Елизаветино навалом. Сварочник нужен…
— Это уже четыре, — заметил Костя. — На пять ты попросишь для своей зазнобы вольную, оклад и рабочее помещение. А на шесть?
— На шесть — чтобы Миша ко мне не лез. — Я пропустил издевку мимо ушей. — Если хочет думать, что это блажь, — пусть думает. А тебе я покажу ре-зуль-тат.
Последнее слово я отчеканил по слогам, и Костя сдался окончательно. Стребовав с него обещание завтра же с утра поговорить с мужиками из гаража, я ретировался наверх. Как можно быстрее — не дожидаясь, пока брат очухается и возьмет с меня слово дворянина ни во что не встревать и вообще вести себя прилично.
Потому что встревать ни во что я, разумеется, не собирался, а вот насчет «вести прилично» кое-какие сомнения все же имелись. Природа настойчиво брала свое, и даже тренировки с Андреем Георгиевичем не могли вымотать меня настолько, чтобы насовсем прогнать те еще мыслишки.
Костя наверняка бы назвал их недостойными дворянского происхождения, но что-то подсказывало, что он — с его-то внешностью, манерами и обаянием — в мои годы неплохо порезвился и в Елизаветино, и за его пределами. И все же как будто без последствий: пару раз мне приходилось видеть здесь мальчишек лет семи-восьми, голубоглазых, худых и с отдающими рыжинкой темными волосами — однако сходство все-таки оказывалось слишком уж поверхностным, чтобы спешить с выводами. Если бы Костя перестарался, пацаны наверняка выросли бы Одаренными, и тогда… В общем, чем бы брат ни занимался втайне от отца и деда, он умел делать это аккуратно.
В отличие от Миши. Четыре года назад я был еще мал, хотя все же не настолько, чтобы не понять, за что именно брат получил от отца. Таких смачных лещей, что до самого отъезда в Павловское ходил по струнке и на всякий случай шарахался даже от разменявшей седьмой десяток Арины Степановны.
В общем, я не собирался отставать от братьев и однокашников из лицея, которые уже вовсю хвастались своими амурными приключениями. Не то чтобы это отодвигало на задний план все остальное, но образ Настасьи Архиповны в подвязанной над пупком серой рубахе на голое тело упорно продолжал стоять перед глазами. Отчасти затмевая даже образ Гижицкой.
Которой — по-хорошему — следовало опасаться.
Умыв лицо и шею холодной водой, я с усилием отогнал лишние и чересчур жаркие мысли и плюхнулся на кровать с книгой. В библиотеке нашлось немало талмудов, посвященных самым разным видам магии, но о менталистах ученые мужи писали откровенно куце. Их умения вообще стояли как-то в стороне, особняком. И неудивительно: и с боевыми атакующими заклятьями, и со знакомыми мне плетениями общего у них было немного. Одно дело — оперировать чистой силой Дара, придавая ей форму Булавы и Серпа, или плести контуры с заданными свойствами. И совсем другое — использовать родовой талант для воздействия на чужой разум.