Всегда?

А сейчас не боюсь. Ничего не изменилось: он все еще старше, в полтора раза тяжелее и впятеро сильнее — но привычного страха почему-то нет. И не только потому, что девушка смотрит… хотя и поэтому тоже, конечно.

— Иду, иду… Вытаскивалки свои убери, — проворчал я — и тут же повернулся к Настасье: — Сударыня… прошу меня простить.

Мише явно стоило некоторых усилий не схватить меня за шиворот, чтобы ускорить перемещение наружу, — и я не смог отказать себе в удовольствии. Нарочито шагал медленно и осторожно, будто боялся споткнуться обо что-то на полу. Это не ускользнуло от брата — и как только за нами скрипнули ворота, он тут же перешел в наступление.

— Ты что себе позволяешь, крысеныш?

Мои лопатки со стуком врезались в бревна сарая. Сил приподнять меня у Миши все-таки не хватило, но ворот он стянул так, что я тут же закашлялся.

— Руки убери…

— Чего? — Миша наклонился к моему лицу, едва не врезавшись лбом в переносицу. — Не слышу.

— Руки убрал! — просопел я, упираясь ему в грудь. — Зараза…

Силы были неравны, но я все-таки смог кое-как отпихнуть брата и вдохнуть. Он прищурился, будто намереваясь вкатить мне затрещину, но вместо этого снова схватил за ворот, дернул так, что посыпались пуговицы, — и потащил по тропинке в сторону усадьбы.

— Что ж ты за скотина такая, Саня? — бушевал Миша. — Только успокоилось все — а он уже по сараям девок тискает… Мало Косте проблем устроил? Хочешь, чтобы еще крепостная в подоле принесла?

— У меня и в мыслях не было…

— Да у тебя вообще мыслей нет! — Миша свободной рукой легонько постучал мне по лбу. — Потому что ты тупой. Машину отцовскую угробил! Потом в больнице черт знает что устроил, до дуэли допрыгался. Воронцова подстрелил сдуру — теперь нас во всех газетах полощут!

Ну, допустим, не во всех, а только в одной. И не нас, а отпрысков двух княжеских родов, имена которых «редакция не может называть по этическим соображениям». Нет, я, конечно, догадывался, что Миша не бросится с объятиями поздравлять с победой в поединке, но брат будто с цепи сорвался.

— Вот на хрена это все было? — продолжал он. — На хрена, Саня?

— Миш, отцепись. — Я дернулся и освободился из хватки — хоть и ценой затрещавшей по швам рубашки. — Я разобрался. Все нормально.

— ТЫ разобрался? — Миша остановился и развернулся ко мне. — Саня, да ты в жизни ни в чем не разбирался, ни разу. Тебе мать до самого лицея чуть ли не попу вытирала… Все лучшее — Сашеньке. Сашенька опять заболел. Как там мой Сашенька?.. Тьфу! — Миша сплюнул мне под ноги. — Слушать противно! Пока меня в кадетском гоняли как вшивого по бане — ни разу не навестила даже, все тебя, идиота, пасла. А толку с того? Все равно бездарем вырос!

— Ну, это уже не совсем так. — Я пожал плечами. — Источник…

— Да говорил мне Костя, — прорычал Миша, — что у нашего Сани Дар проснулся. Повезло дураку, теперь опять все будут с тобой как с писаной торбой носиться… А я не буду!

— Не носись. Все сказал или дальше бухтеть будешь?

— Сколько надо — столько буду, и ты, крысеныш, мне рот не затыкай. — Миша набычился и попер на меня. — Я — не Костя и не дед, все твое нутро поганое насквозь вижу. И если еще раз…

Никакой внятной угрозы Миша, похоже, так и не придумал — так что в очередной раз решил задавить силой мускулов. Здоровенная ручища снова потянулась к моей шее, но вместо того, чтобы покорно принять кару, я вдруг неожиданно для себя самого скользнул чуть вбок, перехватил Мишино запястье, дернул вверх — а потом подсек его ногой под колено и опрокинул на землю.

— Ну все, крысеныш. — Миша вскочил и отряхнул испачкавшиеся форменные брюки. — Сейчас я тебе!