Ага, как и нас с Зарухом. Нарим как-то сразу растерял уверенность, с которой рассказывал об Орсунке, зарделся и потупился:

— Мне мама рассказывала.

— Она была знахаркой? — еще больше заинтересовался лекарь.

Щеки мальчишки вспыхнули огнем негодования, губы как-то странно задрожали, но явно не в готовности расплакаться, скорее, в тщетной попытке удержать слова. Вопрос явно лекаря задел какие-то потаенные струны, связанные с прошлым мальчика.

— Моя мать происходит из знатной семьи! — гордо и с вызовом заявил он. — Да, она знает много о травах и их применении, да, она иногда даже помогала тем недостойным, что еще жили на нашей земле, пока мы не разорились, и да, наша семья обеднела после смерти отца, но это не дает вам право называть ее знахаркой!

Нарим был вправе обижаться, ведь знатная женщина не может быть знахаркой — это позор. Она может увлекаться травами и даже помогать кому посчитает нужным, но любой намек на то, что у нее может быть нечто вроде профессии или просто какого-то приработка влечет за собой осуждение общества. Вот такие дела…

Лекарь, поняв свою оплошность, начал извиняться и говорить, что вовсе не хотел оскорбить ни Нарима, ни его мать. А мне почему-то показалось, что в его интонациях сквозила едва заметная фальшь, будто, несмотря на все его заверения, он как раз и хотел задеть мальчишку. Но зачем? Почему-то пришло понимание — это мелкая месть. За что?

Тряхнув головой, я отогнала неуместные сейчас мысли и заметила, что Зарух с уже обработанной и перевязанной рукой в задумчивости брел куда-то по разнотравью окружающих нас полей. Переглянувшись с Наримом, мы, не сговариваясь, двинулись следом за принцем и так же, не сговариваясь, некоторое время шли рядом с ним молча. Наконец, я убедилась в том, что Зарух заметил наше присутствие и спросила:

— У тебя много недоброжелателей? — Он на это лишь криво ухмыльнулся. — И когда только успел-то насобирать? 

На это, как ни странно, он ответил, и ухмылка из презрительной стала какой-то горькой:

— Для этого достаточно родиться сыном султана.

Я понимающе склонила голову, но все же не отстала с расспросами:

— Но кто же ненавидит тебя настолько, что готов пойти на убийство?

В то, что хотели убить меня или уж тем более кого-то другого, я не верила. Некоторое время принц молчал, и когда я уже решила, что он отвечать не собирается, произнес:

— Чтобы убить, меня не нужно ненавидеть. Достаточно просто желать изменить баланс сил в окружении султана. — Спокойно и как-то отрешенно объяснил, потом как-то особенно яростно сверкнул глазами и проговорил уже совершенно другим тоном, в котором обычные слова перемежались рычащими звуками: — Только вот кто эта тварь?! Узнаю — собственными руками задушу алой лентой!

Он выхватил из ножен кортик, несколько раз яростно им махнул и демонстративно быстрым шагом от нас отдалился, всем своим видом показывая, что не хочет нашего присутствия рядом.

— Мда-а… 

— Угу… — согласился со мной Нарим.

— Знаешь, а мне вот интересно не то, кто заказал его убийство, а кто в нашем отряде исполняет это поручение.

— Ты думаешь, что убийца в нашем отряде?! Но ведь на вас напали какие-то разбойники!

— Напали-то разбойники. Но кто-то же снабдил их редким ядом и рассказал, что Зарух любит скакать впереди каравана. Зачем стрелять в двух мальчишек, с которых и взять-то нечего, если чуть позади движется целый караван с товаром? 

Нарим задумался, некоторое время мы молча возвращались по дороге к каравану, по очереди пиная подвернувшийся под ноги камешек.  Может мои выводы все же неверны?