Ребёнком она не понимала, что за этими словами скрывалось. Лет в десять пыталась заговорить о мечтах, о том, что хочет стать художницей, но мать только усмехнулась, даже не удосужившись ответить. Тогда Лена впервые почувствовала, что её желания для матери не существуют.

Она вспоминала моменты, когда Татьяна даже не пыталась скрыть, какой видит её судьбу.

– Ты должна быть практичной, – говорила она, когда Лена отказалась от подаренного кем—то дорогого платья. – Научись принимать, если дают.

Лена тогда не понимала, что мать учит её не вежливости и не благодарности – а способности брать.

– Тебе нужно запомнить одно: люди делятся на тех, кто использует, и тех, кого используют. Ты можешь выбрать, в какой из этих групп окажешься.

Эти слова повторялись снова и снова, как заклинание.

Сначала Лена отмахивалась. Ей казалось, что мать просто живёт в мире, где всё видится холодным расчётом. Но со временем она начала замечать, как каждое её движение становилось проверкой.

Когда Лена впервые понравилась мальчику, мать не спросила, что она чувствует.

– Он что—то может тебе дать?

Когда Лена ссорилась с подругами, мать никогда не пыталась её утешить, не говорила, что конфликты – это часть жизни, что дружба может выдержать трудности. Вместо этого она лишь холодно подмечала:

– Ты слишком сентиментальна, привязываешься к людям, которые не задержатся рядом. Через месяц они забудут тебя, а ты их?

Лена тогда не знала, как ответить, но спустя годы поняла: это было не предостережение, а внушение, что искренние привязанности – это слабость.

Когда ей исполнилось пятнадцать, мать произнесла главное наставление, которое, как позже осознала Лена, определило её дальнейшую судьбу:

– Женщина либо контролирует ситуацию, либо становится игрушкой. Вопрос в том, кем станешь ты.

В тот момент Лена ещё думала, что может просто жить своей жизнью, что эти разговоры останутся чем—то далёким, не имеющим к ней отношения, просто словами, которыми мать пыталась заполнить пустоту. Она убеждала себя, что всегда сможет поступить иначе, что у неё есть выбор.

Мать готовила Лену к такому развитию событий всю её жизнь. С детства внушала, что всё в этом мире – игра, в которой либо ты управляешь, либо тобой управляют. Теперь Лена осознала: мать никогда не пыталась её защитить, не пыталась научить избегать боли. Она готовила её к принятию неизбежного.

– Ты красивая, – сказала она однажды. – Это твой козырь. Не растрачивай его на глупости.

Лена не ответила тогда – не нашла слов. Но теперь, спустя столько времени, ей стало очевидно: её не спросили, хочет ли она.

Мать не просто внушала Лене, что в мире нет места для слабости, а последовательно, шаг за шагом, демонстрировала, как всё устроено на самом деле. Она показывала примеры, приводила истории, объясняла, почему люди вокруг оказываются в положении победителей или проигравших. Не было места для иллюзий – только расчёт, только правила, по которым следовало играть. Лена с детства усваивала эти уроки, сначала не понимая их глубины, но со временем осознавая: мир не изменится ради неё, и, если она хочет выжить, ей придётся подчиняться этим законам.

Так почему должно было удивлять то, что позже мать отправила её в этот дом, к Леониду, к Николаю? Лена пыталась вспомнить, злилась ли тогда. Возможно, да. Тогда это ещё вызывало боль. Тогда она ещё надеялась, что мать пожалеет её, что скажет хоть слово в её защиту.

Но теперь, сидя в этой комнате, прислушиваясь к собственному дыханию, Лена понимала: злость ушла.

Осталось только осознание того, что всё случившееся было неизбежным следствием многолетнего воспитания, встроенного в её сознание, пропитанного материнскими наставлениями, которые давно превратились в её внутренний голос. Теперь ей нечего было терять, потому что у неё больше не было иллюзий о том, что можно жить иначе, быть кем—то другим, выбирать свой путь. Вся её жизнь до этого момента была лишь подготовкой к тому, что стало её реальностью.