– Он… – её голос сорвался, и она резко сглотнула, заставляя себя продолжить. – Он показался мне обычным. Самым обычным…

Она говорила. Голос дрожал, то срывался, то стихал, но она не останавливала себя. Говорила всё, как было.

Как сначала он казался вежливым. Как его взгляд был живым, весёлым, почти беззаботным. Как он рассказывал о городе, улыбался. Как, когда они гуляли, она думала, что у него просто лёгкий характер, что он не воспринимает её всерьёз, что не нужно ожидать от него ничего плохого.

А потом Лена судорожно вдохнула, но воздух оказался густым, плотным, не приносящим облегчения. Его взгляд изменился. В нём появилось что—то другое, незнакомое. То, чего раньше не было. Он стал пристальнее, холоднее, оценивающим, как будто что—то решил. Он предложил пройтись чуть дальше, и она пошла, не задумываясь, не видя в этом угрозы. Сначала всё было в порядке. Но потом.

Лена сглотнула, перед глазами вспыхнуло воспоминание – его рука на её запястье, сильные пальцы, чуть сжавшие кожу, словно пробуя, можно ли её удержать. Его голос – на полтона ниже, ровный, непререкаемый.

Как он увёл её в сторону, подальше от людей, и в этот момент внутри неё впервые кольнул тревожный сигнал. Она пыталась не думать о худшем, убеждала себя, что просто преувеличивает, но тело уже напряглось. Он остановился, посмотрел на неё так, что в груди похолодело, и прежде, чем она успела что—то сказать, его рука двинулась вниз. Она не сразу поняла, что происходит. Сердце пропустило удар. Она хотела поверить, что он просто шутит, что это нелепая ошибка, но что—то в его лице говорило: нет, это не ошибка.

Её голос становился всё тише, слова падали в пустоту, но она продолжала говорить, словно пытаясь вытолкнуть из себя весь ужас. Она рассказала всё.

Леонид молчал. Он не перебивал, не задавал вопросов. Он просто слушал. Спокойно. Без эмоций. Без единого движения. Тишина заполнила комнату, впитала её страх, её боль, её попытки хоть как—то оправдать происходящее.

Прошло несколько долгих секунд.

Леонид медленно потянулся к пачке сигарет, достал одну, щёлкнул зажигалкой. Пламя дрогнуло, осветив его пальцы, чуть касающееся губ кончиком сигареты. Он сделал несколько затяжек, не глядя на неё, будто обдумывал что—то, что уже давно было решено.

И только потом, не торопясь, Леонид произнёс:

– Иди в свою комнату.

Лена не двинулась. Её пальцы вцепились в подол платья, словно в этом жесте можно было найти опору, зацепиться за что—то, что ещё не развалилось. В груди сжалось, как перед падением в пустоту.

Он поднял на неё взгляд – холодный, безразличный, пустой. Она искала в нём проблеск понимания, хоть тень эмоции, но видела только ледяное равнодушие.

– Иди.

Звук его голоса, ровный и твёрдый, ударил по ней, как плеть, оставляя невидимый след. Лена поняла: спорить было бессмысленно.

Она развернулась, шагнула к двери, ладонь коснулась ручки. Движение далось с трудом, словно дверь удерживала её, цеплялась за неё, как последняя возможность что—то изменить. Дверь закрылась за её спиной, отрезая её от него, от этой комнаты, от последней надежды.

Леонид велел позвать Николая в кабинет. Сын вошёл расслабленно, небрежно сел в кресло, перекинул ногу на ногу.

– Ты из—за неё меня вызвал? – спросил он с ленивой ухмылкой.

Леонид медленно затянулся сигаретой, посмотрел на него, а затем, неожиданно для Николая, резко бросил в него тяжёлую папку с бумагами. Та ударилась о край стола, бумаги рассыпались по полу. Николай дёрнулся, но тут же вернул себе прежнюю наглую осанку.

– Ты думаешь, можешь делать всё, что вздумается? – голос Леонида был тихим, но в нём чувствовалась угроза.