Всего сто метров наедине, но уже минут двадцать я никак не мог отлипнуть от окна, высматривая в темноте их силуэты и сгорая от желания набить Лешему морду.

— Эй, — Илюха, не жалея сил, хлопнул меня по спине и проследил за направлением моего взгляда. — По всему выходит, план наш провалился…

В его голосе не было сожаления, да и вообще вся эта затея с Варей не особо нравилась ему изначально.

— Плевать! — шикнул я угрюмо и резко скинул с себя руку рыжего.

Варя, отец, свадьба — все отошло на задний план. Единственное, что я хотел знать, — это куда запропастился Леший и какого черта он вообще увязался за матрешкой.

— Ауч! — вскрикнул Лучинин и нарочито громко рассмеялся. — Если не перестанешь пялиться в темноту, я решу, что ты ревнуешь!

— Кого? — выплюнул я резко.

— Ну, не Лешего, надеюсь! — довольный собой, Илюха заржал еще громче.

— Лучинин, у тебя зубы лишние? — развернувшись к пацану, я схватил того за грудки. Моя ярость искала выход, и, видел Бог, рыжий играл с огнем.

— Остынь, Добрыня! — улыбка моментально сползла с веснушчатой физиономии друга. — Леший накосячил — не я!

— Накосячил? – окрысился я на Илью. — Да он мне в рожу харкнул!

— Не горячись, Мить! Дай ему объяснить! — вопреки всем моим предупреждениям, Лучинин бесцеремонно закинул свою лапу мне на плечо, а потом указал в сторону прихожей, где, стряхивая с волос дождевую воду, стоял Камышов. — Дружба дороже, помнишь? — осторожно напомнил рыжий, прежде чем, сжав кулаки, я сорвался с места.

— Никогда не забывал! — ощущая странную горечь на языке, я впервые ударил лучшего друга.

Леший пошатнулся, но устоял. Приложил ладонь к разбитому носу и, сверкнув ледяным взглядом, лишь ухмыльнулся в ответ. Мне было не привыкать драться, но сейчас, вместо привычного азарта и жажды победы, я ощущал удушающее опустошение. А Леший даже не думал защищаться. Он стойко сносил удар за ударом, признавая свою вину. И черт подери, от этого мне становилось в разы хуже. Парадокс, долбаный бумеранг дружбы: кровь стекала ручьем из носа Камышова, а от боли загибался я.

К тому моменту, как на подмогу подлетел Лучинин, мы уже сидели с Лешим полу. Тесная прихожая, чужая обувь повсюду… Камышов рукавом вытирал кровь, я смотрел на него исподлобья и, казалось, видел впервые…

— Объяснишь? — прохрипел я. Горло саднило, костяшки пальцев сводило от запекшейся на них крови.

Сколько мы так сидели? Десять минут? Час?

Нужно было отдать должное Илюхе: он предусмотрительно закрыл в прихожей дверь и верным псом стоял на страже, дабы никто не посмел вмешаться.

— А надо? — сплюнул Леший и снова натянул на лицо улыбку. Та казалась кривой и жуткой и, увы, по моей вине.

— Сам как считаешь? — я усмехнулся, но вышло горько.

— Я тебя не предавал, Мить, — произнес Камышов тихо, но уверенно. — Никогда.

Я хотел ему верить — всегда верил, но сейчас ни черта не получалось…

С Лёхой были знакомы с первого класса, с того проклятого дня, когда за высоким букетом гладиолусов я пытался спрятать постыдные слезы. Примерный снаружи, дьяволенок внутри — таким я запомнил тогда Лешего. Форма с иголочки, модная стрижка, рюкзак Ferrari — Камышов казался идеальным во всем. Моя абсолютная противоположность. Открытый, улыбчивый, смелый — к нему магнитом тянулись ребята. Все, кроме меня. Мне тогда было не до друзей, да и заводить отношения с директорским сынком многие опасались на уровне подсознания. Леший не испугался. Он сам подошел ко мне. Заговорил. Не понтовался дорогими шмотками и новой PlayStation. Просто на одной из перемен сел рядом и поставил перед фактом, что хочет со мной дружить. Это потом, спустя несколько месяцев, я узнал, что не так уж сильно разнились наши с Лешим судьбы, да и за блестящим фантиком было спрятано столько боли, что мне и не снилось.