Наверняка.

Лена сейчас выглядит так, что из штанов любого мужика моментально выносит, а уж в студенческие годы... 

Наверняка, невинная и скромная. Таких очень приятно учить всему новому. 

Лену и теперь приятно учить. Она многого не знает, слишком большим козлом был ее бывший мужик.

Но после прошлогодних летних каникул с Данилом… 

Ладно, не надо про это, не надо! 

Данил слушал воспоминания мужика про их совместное студенческое веселье и зверел от ревности.

Потому что у нее было прошлое. Потому что не с ним было это прошлое. А вот с этим вот мямлей. 

Хотя, мямля мямлей, а…

Это Лена не понимает, все еще этого похотливого мудака, походу, другом-подружкой воспринимает. А он всю жизнь ей засадить мечтал. Это прям читалось между строк любым нормальным человеком, который их разговор услышал бы. 

И каждый следующий шаг тоже понятен и логичен. 

Вспомнить веселые деньки. 

Поржать. 

Настроить на нужный лирический лад. 

Надавить на жалость. Бедный, сука, несчастный. Жена, тварь, бросила, бабло забрала. 

Рассказать о своей охеренной любви. Наверно, и в глаза при этом смотрел так, как надо. Жалостливо. 

Поцеловать. 

На волне жалости и бухлишка утащить в койку. 

Вполне себе схема. Рабочая.

И, самое главное, что добрая и ни хрена не рубящая в этом Лена велась! 

Данил весь листок сжевал, как козел, пока они целовались!

Хотел выскочить уже тогда, надавать придурку по наглой роже!

Останавливало только то, что не знал, как Лена среагирует. 

А вдруг… Вдруг любит она его? А? 

Осознание масштабов грядущего говнища поражало воображение. 

Данил понял, что привык, очень привык, несмотря на закидоны и сложности, думать, что Лена – его.

Что она его ждет, что хочет его. Просто ей надо перебеситься. И ему надо. Он искренне не хотел прогибаться, не хотел умолять, бегать за ней… 

Но в свою постель ее хотел. Осознавал это, мучился, считал тупой зависимостью. Которая портит ему жизнь. 

Но отказываться не собирался. 

А тут… Неужели она и в самом деле…

Тяжелая, сдавленная ярость медленно расползалась под кожей, постепенно затопляя сознание. Он знал за собой такую херню. Обычно перебарывал. 

А тут…

Они наверху целовались. Лена не оттолкнула мужика, не надавала ему по роже. Позволяла себя целовать. 

Интересно, ей нравилось, а? 

Он спросит, обязательно. И скоро. Главное, чтоб не отправились трахаться прямо сейчас, потому что этого он точно не выдержит. 

Что он пережил, пока они целовались, лучше не знать никому. И он тоже вспоминать не будет. 

Но, в итоге, Лена оттолкнула мужика и спровадила его прочь. 

А чего так? Не понравился поцелуй? 

Или решила помариновать? 

Чтоб наверняка. 

Он же, как понял Данил, какой-то там светоч науки, крутой археолог, Индиана Джонс, мать его…

Все эти вопросы вертелись в голове, пока лез к ней на балкон. 

Опять же, отмечая, что забраться – нехер делать. Любой придурок сможет. 

Лена закрыла дверь за мужиком, на мгновение прислонилась к ней лбом. И крупно вздрогнула, когда он мягко спрыгнул на пол балкона. 

Резко развернулась, и Данил даже через легкую занавеску смог увидеть, насколько огромными сделались ее глаза при виде того, как он идет к ней. 

Огромные, испуганные, неверящие… И жадные. 

И его до такой степени опять торкнуло этой смесью правильной девочки, хорошей женщины и дикой оторвы, что даже не придумал, что сказать. Тем более, что эти ощущения круто наложились на тщательно  сдерживаемую злобу, агрессию, перемешанную с полу выветрившимся алкогольным дурманом и желанием. 

Короче, адская смесь. 

И Лена попала. 

Он шагнул ближе, оглядывая ее, прижавшуюся к двери,  жадно и неторопливо. А чего торопиться теперь?