Пока взрослые говорили, Васятка всё глядел на Антипа. Что-то в нём было, не мог Васятка того распознать, а только вот стоит перед ним обычный парень, а ежели чуть приглядеться, он словно в серебряную накидку облачён. Как же так, дивился Васятка, закрывал глаза и ждал, что морок рассеется. А когда открывал, то по его велению снова всё было так, как то обычный человек видит.

Антип ещё тишком поговорил с Устиньей, потом улыбнулся Васятке, потрепал его по вихрам и уехал, ласково погоняя послушную Зыпку. Васятка висел на плетне и глядел им вослед, как завивается дорожная пыль и мутнеет в ней силуэт Антипа.

Лекарь от Калистрата Спиридонова приехал рано утром, у двора Гороховых остановилась красиво украшенная крытая повозка, с козел соскочил мальчишка, чуть постарше Васятки. Он поспешно отворил дверь и потянул повозку. Из повозки на землю ступил невысокий полный человек в платье дорогого сукна, Васятка такого и не видывал. Человек глядел на мир через одно стекло на глазу, что показалась мальчишке смешным, он сощурил глаза и тоже попытался глядеть одним глазом, ох и чудно́!

Доктор важно прошёл в дом в сопровождении мальчика и пробыл там недолго, Васятка в дом не ходил, бабушка Устинья так велела, вернулся в избу только после того, как уехала повозка доктора.

– Бабушка, что же доктор сказал? Антип говорил, что доктор этот городской, поди знает про всякие болезни.

– Ничего, Васятка, не тужи. Все мы под Богом ходим, сколько он нам даст дней, ни одним больше не проживём, – сказала Устинья, но глаза её были грустными, беспокойными.

Понял Васятка, не поможет доктор, нет у него снадобья подходящего… Загрустило сердечко, заплакало, жаль бабушку ласковую, добрую. Кому он, блаженный, опосля нужен будет!

В ту ночь неспокойно Васятке спалось, сны его посещали странные, да такие яркие, словно наяву всё происходит. Там и управляющий спиридоновский был, страшный, с пастью раззявленной, языки оттуда словно змеи далеко вились, того и гляди ухватят…

Измаялся, вся подушка по́том изошла от страха, но к утру сжалились над Васяткой сновидения – приснилась ему матушка. Плакала, гладила Васятку по голове, а после научила, как надобно сделать, хоть и страшно это…

По утру проснулся Васятка уставшим, словно бы его работать всю ночь заставили. Устинье вроде бы полегчало после тех порошков, что ей доктор городской-то оставил, только что не спалось ночью, в груди теснило, озноб пробирал.

– Бабушка, почто ты сама с горшками занялась, неможется ведь тебе! – сетовал Васятка, – Меня бы разбудила, я бы сам управился, умею ведь.

– Да не вовсе я немощная, – улыбнулась Устинья, – Уж с кашей управлюсь как-нибудь. А ты глянь, Василёк, погоды то какие нонче стоят! Ведь уж осень на дворе, а как хорошо.

Василёк кивнул. Он сидел над кашей в задумчивости, приснившееся ночью никак не выходило у него из головы… Устинья приметила это, но молчала, с парнишком такое бывало, что ж, все мы в своих думах.

– Антип сказал, чтоб ты в церкву на ученье приходил, – сказала ласково Устинья, – Я вот рубаху тебе новую достала, поди в воскресенье-то, сходи, уважь его.

– Хорошо, бабушка, сделаю, как велишь, – кивнул Васятка, и подумал, что Антип ему понравился, добрый он, хороший, только вот не навредил бы ему этот… чёрный, что управляющим у Спиридонова служит.

– Поди что ли Белку у речки привяжи, пока ещё зелено там, – Устинья пригляделась к мальчику, – А ты уж не захворал ли часом?

– Бабушка, я Белку привяжу по-за огород, к речке не поведу. Там давеча дядька Сысой стадо гнал да подзадержался, всё и объели. А ещё… бабушка, дай мне хлеба с собой, да соли. Я к Каменной Краюхе пойду, к вечеру оборочусь.