– Ну все, кровать готова. Давай, Саша, укладывайся. Олег на посту, я силки проверю, может, попался рябчик или белка.

По воздуху растекся ароматный запах дымящейся еды, они, не сговариваясь, дружно повернули на него головы. Капитан похлопал Канунникова по плечу:

– Из твоих запасов сейчас Лизавета каши сварганит. Мы уже неделю как на траве да лесном мясе. Не переживай, порцию твою оставим. Ты сейчас на боковую, пару часов покемарь. В 6 утра на наблюдательный пост. Мы с тобой сменим Игоря и Олега с ночного дежурства. Фрицы по лесу будут сегодня опять рыскать. После вашего побега никак не успокоятся.

– Есть.

Короткий армейский ответ обрадовал командира, он снова одобрительно похлопал парня по плечу. Но когда он повернулся к входу в шалаш, Саша увидел, что капитан ссутулился от невидимого, свалившегося на плечи груза мыслей. Горькая тяжесть давила на опытного военного – ответственность за горстку беззащитных людей.

Канунников, который долго возился на новом непривычном ложе, пристраивая длинные ноги, мысленно восхищался Петром Васильевичем: «Ведь он один троих их держит на плаву, не дает отчаяться, отвечает за каждого. Тут еще я и раненый забот прибавили. Я все сделаю, любой его приказ выполню».

Лежать было неудобно: тело в одном положении затекало, саднили ободранные о ветки ладони, иголки беспокоили даже через толстую подушку из травы и мха. И все-таки усталость и слабость дали о себе знать: лейтенант забылся коротким сном. В дреме на него вдруг наплыли воспоминания о том, как вот такой же еловый дух стоял в их самодельном шалаше из детских игр. От теплых моментов спало напряжение. Страшная одинокая ночь в лесу, общая могила с жуткими мертвецами, угроза близкой смерти – все стало размытым, организм просил отдыха. Саше на несколько минут стало спокойно. Рядом уже сопит надежный Василич, разговорчивый Сорока и стеснительный Игорь охраняют его сон, словно бравые воины у входа в лесной замок. «Лесная гвардия», – успел подумать Канунников перед тем, как тяжело сомкнулись его ресницы.

Проснулся Канунников от ощущения мягкой ладони на щеке. Открыл глаза и увидел, как Елизавета молча кивнула ему из входа в шалаш – «идем». Он выбрался из своего укрытия, на ходу разминая затекшие руки и ноги. Лес вокруг уже проснулся, полоска розового света на горизонте стремительно ширилась, все громче слышался птичий гомон вокруг. Лесные жители свистели, чирикали и распевались на все лады, радуясь новому дню. Людям же приходилось шептаться, то и дело они переходили на жесты, настороженно вслушиваясь в лесные звуки.

Хрупкая женщина ловко закидала шалаш ломаными ветками и бурьяном, так что уже через пару шагов тайное ночное укрытие превратилось в обычный лесной бурелом рядом со старым сосняком. Елизавета вытянулась на цыпочках, чтобы дотянуться к его уху, и негромко прошептала:

– Мы с вами дежурим на ручье, к нему ведет просека от железной дороги. Будем смотреть, чтобы немцы не ушли в глубину. Петр остается здесь, будет с сосны смотреть за всем периметром в сторону лагеря. Если что-то заметит, подаст условный знак. Вот. – Она протянула Канунникову нож. – Берегите, без него нам никак.

Он удивленно вскинул брови: «Для чего?» Елизавета только загадочно покачала головой в ответ: «Потом».

Они прошли через густые заросли, спустились вниз по крутому склону к высохшему руслу речушки, которое превратилось в неглубокое болото. Здесь Александр не сводил глаз с миниатюрных ботиночек своей спутницы, шагая след в след по тем же кочкам, что и она. Лохматые серые бугорки проседали под высоким парнем, а стоило ему переступить на другую опору, пружинисто выскакивали вверх из густой жижи. Пройдя топь, они выбрались к черному пепелищу, где густо торчали сухие обугленные стволы. Глухим голосом женщина вдруг тихо заговорила: