.

В ту пору была в большой моде игра слов, и Леонардо часто создавал своего рода зрительные каламбуры. Мы уже видели один такой пример – колючий можжевельник (ginepro) на портрете Джиневры Бенчи. Словесная игра принимала и другие формы: Леонардо придумывал для двора различные криптограммы, пиктограммы и ребусы. Картинки выстраивались в ряд, и зрители должны были разгадать зашифрованный в них смысл. Например, он рисовал колос, обозначавший зерно (по-итальянски – grano), и кусок магнитной породы (магнит – calamita), и этот ребус расшифровывался как gran calamità – “большое бедствие”. На обеих сторонах одного большого листа он изобразил более 150 таких маленьких загадок, причем видно, что рисовал он быстро, как будто на глазах у публики[241].

А еще в рукописях Леонардо сохранились черновики сказочных новелл, иногда облеченных в форму писем, где описываются таинственные земли и приключения. Примерно веком ранее флорентийский писатель-гуманист Джованни Боккаччо, выпустивший сборник новелл “Декамерон”, сделал очень популярным этот жанр, в котором правда перемешивалась с вымыслом. Леонардо сочинял нечто похожее, о чем свидетельствуют по крайней мере два сохранившихся черновика новелл.

Одна из них, вероятно, была инсценирована на празднестве, устроенном в 1487 году по случаю отъезда Бенедетто Деи – земляка Леонардо, флорентийца, который тоже прожил некоторое время при дворе Сфорца в Милане. Новелла написана в форме письма к Деи, который много странствовал и рассказывал удивительные (и изредка приукрашенные) истории об увиденном. Главный злодей в этом рассказе – черный великан с налитыми кровью глазами и “чудовищным лицом”, который наводит ужас на жителей Северной Африки. “Он жил в море и питался китами, левиафанами и кораблями”, – писал Леонардо. Однажды люди, увидев, что гигант упал, забегали по его телу, будто муравьи, но все было напрасно. “Он тряхнул головой – и все они посыпались в воздух, как град, носимый ветром”[242].

Эта новелла – одна из первых вариаций на тему, к которой Леонардо будет неоднократно возвращаться до конца дней: апокалиптические картины разрушения или потопа, в котором гибнет все живое на земле. Великан проглатывает рассказчика из новеллы Леонардо, и тот, очутившись у него в брюхе, плавает в темной пустоте. Заканчивается рассказ горестным причитанием и описанием кошмарных демонов, вырвавшихся из сумрачной пещеры – они преследовали и мучили Леонардо всю его жизнь: “Я не знаю, что сказать или что сделать, ибо повсюду, мнится мне, я плыву головою вперед внутри его могучей глотки и в смертельном страхе пребываю погребенным в его огромном чреве”.

Эта сумеречная сторона гения Леонардо проявилась и в другой сказочной новелле, которую он сочинил, находясь при миланском дворе. Там уже предвосхищены описания и изображения потопа, которые он будет создавать ближе к концу жизни. Эта новелла состоит из ряда писем, написанных неким прорицателем и инженером-гидротехником, в котором узнается сам Леонардо, к “Диодарию[243] Сирии, наместнику священного султана Вавилонии”[244]. И вновь в его рассказе возникают картины потопа и разрушения:

Вначале на нас напала ярость ветров, а затем с больших гор стали обрушиваться лавины снега, который завалил все окрестные долины и разрушил изрядную часть нашего города. Не удовольствовавшись этим, буря внезапно затопила водой всю нижнюю часть этого города. В придачу ко всему, с небес внезапно хлынул дождь, или, вернее сказать, губительный ливень из воды, песка, грязи и камней, перемешанных с корнями, сучьями и ветками деревьев. И все это носилось по воздуху и падало на нас. Наконец, разразился великий пожар, принесенный сюда, казалось, не ветром, а тридцатью тысячами бесов, и он окончательно сжег и погубил этот край