Слова могут очень многое: осчастливить, обмануть – тоже дорого не возьмут. Самое страшное, когда слова бессильны, это уже смертельно. Случается, совсем простенькие с виду слова хватают за сердце.

Открываю «Онегина». В первой строфе, которую помнят все, даже те, кто стихов не учит, читаю:

Ой, что это, что это? Два раза рядом слово думать, да и рифмочка тебя-себя, мягко говоря, слабовата. Но стих заглатывается слёту, потому как лёгкость такая, когда уже не анализируешь, а дышишь текстом. В 30 лет Пушкин мыслил, будто ему 80. В его короткой жизни поместилось всё. Гении, как правило, долго не живут, их можно сравнить с порохом, что сгорает мгновенно и с сильной отдачей, а нас – с сырыми поленьями, от которых больше дыма, чем тепла.

Такой чувствительный к образу Хемингуэй в начале повести «Там, за рекой, в тени деревьев» на нескольких листах повторяет в диалоге полковника с лодочником слово сказал, без вариантов. Не видел что ли? Видел, конечно, но добивался впечатления, что два человека разговаривают по необходимости, с полным безразличием к теме и друг к другу. Вообще-то они могли бы молчать, но автору надо обнажить характер героя.

Вот и верь потом, что любая вещь определяется сутью, а не словами. Всё давно известно и много раз описано, с этой точки зрения самое примитивное и надуманное литературное произведение «Маленький принц», а самая нудная пьеса «Чайка»: чтобы такое увидеть, не надо ходить в театр. Жизнь имеет право выглядеть скучной, а искусство обязательно должно быть интересным. Все успехи чеховских спектаклей – исключительно заслуги хороших режиссёров. Первая постановка провалилась не потому, что была не понята зрителем, а именно потому, что понята, но потом кто-то из друзей устыдился смотреть на страдающий талант и сказал: «оригинально, сверхсовременно». Другие, относящие себя к людям культурным, не пожелали выглядеть глупцами, проморгавшими гениальное. Так и ковыряют до сих пор его пьесы, втискивая в них собственное отношение к жизни. Несогласные посмотрят на меня с презрением, а согласные скромно промолчат. В нелюбви к Чехову-драматургу дозволено было признаваться только Льву Толстому.

Современный постулат: «не как, а что» постепенно закрепляется в искусстве, отнимая у него тайну, лишая главного свойства – вызывать эмоции, тянуться к скрытой, а не к прямой мысли, к осознанию того, что не всё надо домысливать и непонятное имеет право на существование. Важно какие слова и как сказаны. В нюансах. Ствол берёзы порублен острым топором — жаль, конечно, дерева, однако впечатление банальное. Слова должны трогать до слёз, а лучше – потрясать. Представим поздний вечер – ты принял душ, почистил зубы, зажёг торшер, лёг, надел очки, взял книгу и прочёл: Острою секирой ранена берёза… А-а-а-а, как больно! Хочется вскочить, бежать, кому-то помочь, кого-то спасти. Это уже высший пилотаж. Тютчев, как никто другой, весь состоит из таких словесных открытий. Подобным уникальным даром обладал Шекспир.

В разные времена слова имеют разную нравственную окраску. Неповторимая советская эпоха вытворяла со словами чудеса. «Секс» и «бизнес» были так же ругательны, как сегодня «либерал» и «Чубайс», а «резиновое изделие № 2» произносилось в аптеке не иначе, как шёпотом, впрочем, можно было обойтись и без слов: фармацевт всё понимал по кассовому чеку – 3 копейки за штуку, настолько грубую и ненадёжную, что и этих денег не стоила.