– А ведь это ты, Ролан! Я тебя узнал!..
Леня забыл о своем генеральском мундире, сгреб грязного, немытого друга в охапку, оторвал от земли и опустил.
– Узнать меня непросто.
– Запах от тебя, конечно… Это что, навоз?
– И коровам хвосты крутить приходилось, – усмехнулся Ролан.
– Борода у тебя знатная, как раз коровам хвосты крутить… Ладно, по дороге расскажешь, – Косов глянул на часы.
– Какая дорога? – Сердце замерло в груди в предвкушении чуда.
– Вертолет ждет, возвращаемся в Москву. Или ты здесь решил остаться?
– А как же убийство?
– Разобрались.
Ролан заметил Фрачникова, следователь стоял в стороне, и если слышал разговор, то краем уха, тем не менее, он кивнул, подтверждая слова генерала.
– Видел я твою новую жену, – уже в машине усмехнулся Косов и почему-то отвел взгляд. – Зная тебя, могу сказать со всей уверенностью, что память тебе отбили стопроцентно.
– На двенадцать лет… Как там Маша?
От волнения пересохло в горле. За двенадцать лет Маша могла выйти замуж, а дочь никогда не видела отца, ей даже привыкать к Ролану не нужно.
– А кто вторую твою жену убил, не интересно?
– Вторая жена у Клевцова была, а я – Журавлев.
– Журавлева признали умершим, могу тебя на кладбище отвезти, к твоей могиле. Поверь, хоронили тебя с почестями… Пока я не убедился, что ты жив, родителям твоим не сообщал. Надо будет как-нибудь аккуратно. Мы что-нибудь придумаем.
– Как они?
– Да ничего, кряхтят потихоньку. Столько всего позакрывалось за последнее время, а отец твой на плаву… – улыбнулся Косов. – Без цветов наша жизнь сера и уныла.
– С родителями придумаем… – кивнул Ролан.
За родителей он почему-то не очень переживал, отцу шестьдесят семь, мама на четыре года младше, они у него и в прежние годы себя в форме держали, бег по утрам, фитнес в течение дня, здоровое питание… Ничего не могло с ними случиться. И от сына они отказаться не могли.
– С Машей что?
– А ты в курсе, что вас… Клевцовых ограбили? – И снова Косов ушел от ответа. – Шестьсот тысяч рублей унесли, драгоценности.
– Это не мои деньги.
– Брат двоюродный твоей жены постарался. Фрачников и стекло с кровью преступника нашел, и обрезок трубы. Алексеев этот левшой оказался, и глубокий порез у него на правой руке обнаружили, все, как ты говорил… От тебя же ничего не утаишь, да?
– Тебе ведь Маша нравилась, – через силу выдавил Ролан, помня, как Леня с завистью посматривал на его красавицу-жену.
– Нравилась. Но я и близко ничего себе такого не позволял… Шесть лет ничего себе не позволял. Пока Маша не смирилась с мыслью, что тебя больше нет.
– И за тебя согласилась?
– И за меня согласилась… А что мне оставалось делать? Одна, с ребенком…
– Да не пропали бы, – усмехнулся Ролан.
Отец еще с девяностых занимался цветочным бизнесом, его магазинчики славились качеством товара, баснословных доходов не приносили, но Маше с ребенком голодная смерть точно не грозила.
– Мы еще с тобой об этом поговорим, – вздохнул Косов.
– А ты когда согласился, что меня больше нет?
– Когда согласился… Думаешь, мы тебя не искали? Да мы весь поезд, на котором ты ехал, вверх дном перевернули. Время узнали, когда ты из ресторана к себе пошел. Из ресторана ушел, а в купе не вернулся. Проводницу допросили, она сказала, что примерно в это время кто-то дверь из вагона открывал. И плохо закрыл… Километров на двадцать вдоль путей прочесали, и в Рябинке искали – никто ничего.
– Меня не нашли, а нападавших?
– Глухо… Двоих разрабатывали, в вагоне-ресторане ехали, один только что после отсидки.
Ролан кивнул. Помнил он этих двоих, тихо сидели, ужинали, никого не трогали. Один, по всем признакам недавно освободившийся, скользнул по нему расслабленным взглядом, но даже не зацепился. Не почувствовал он угрозы от этих двоих, но… все возможно.