Кэтлин ушла, а Феба залюбовалась ловкими действиями Эрнестины, достававшей из сундука и раскладывавшей стопки бережно уложенного белья и аккуратные небольшие свертки. Каждая пара обуви лежала в отдельном шерстяном мешочке с тесемками, каждая пара перчаток – в картонной коробочке.

– Эрнестина, ты просто кудесница! – похвалила горничную Феба.

– Благодарю вас, миледи. Давненько мы не выезжали из Херонс-Пойнт, а я уж и забыла, как паковать вещи. – Стройная темноволосая горничная, присев на минутку возле сундука, подняла глаза на Фебу и спросила: – Проветрить платье цвета экрю[2], пока вы отдыхаете?

– Экрю? – слегка нахмурившись, повторила Феба.

– Шелковое, с цветочной каймой?

– Боже, ты и его взяла? – Феба смутно помнила нарядное платье, которое заказала и сшила себе в Лондоне. Вскоре после этого Генри слег, так что надеть этот наряд ей так и не пришлось. – Думаю, в серебристо-сером мне будет удобнее. Я пока не готова к ярким цветам.

– Мэм, это же экрю! Никто не назовет его ярким.

– А цветы на окантовке?

Вместо ответа Эрнестина извлекла из коробки с лентами, которые сняла со шляпок и чепцов, чтобы не повредить их в дороге, гирлянду вышитых на шелке цветов и показала хозяйке. Шелковые пионы и розы, действительно выполненные в нежных пастельных тонах, были прелестны.

– Да, пожалуй, подойдет, – сказала Феба и невольно улыбнулась, заметив, как скривилась горничная. Для нее не было секретом: Эрнестина мечтала, чтобы госпожа поскорее покончила с простыми фасонами и неброскими цветами полутраура.

– Два года прошло, миледи, – заметила горничная. – Везде пишут, что этого вполне достаточно.

Феба сняла шляпку и положила на туалетный столик атласного дерева.

– Эрнестина, лучше помоги мне раздеться. Если я хочу весь вечер провести среди гостей и не рухнуть, мне необходимо прилечь хоть ненадолго.

– А как же ужин? – осмелилась поинтересоваться горничная, помогая Фебе снять дорожный жакет. – Ведь там будет много ваших старых друзей.

– Я хочу с ними увидеться, но нервничаю: боюсь, они ожидают увидеть меня прежней.

Эрнестина, расстегивавшая пуговки у нее на платье, остановилась:

– Простите, мэм, но… разве вы не такая, как раньше?

– Боюсь, что нет: та умерла вместе с Генри. – Губы Фебы тронула безрадостная улыбка. – А новая еще не родилась.

Шесть часов вечера

Время спускаться в гостиную. Бокал шерри станет хорошим началом вечера, думала Феба, расправляя тяжелые складки платья. Ей просто необходимо успокоить нервы.

– Выглядите замечательно, мэм! – заметила Эрнестина, с улыбкой глядя на результаты своих трудов.

Волосы Фебы она зачесала наверх, аккуратно заколола локоны, оставив несколько свободно спадать на шею сзади, и обернула у основания пучок бархатной лентой. Феба чувствовала себя от этого странно: обычно она носила более строгие прически. В заключение Эрнестина приладила с правой стороны пучка живую розочку.

Новая прическа очень ей шла, а вот вечернее платье оказалось куда менее неприметным, чем ожидала Феба. Оно хоть и было бледно-бежевым – цвета небеленой холстины или натуральной шерсти, – но шелковую ткань пронизывали тонкие, не толще волоса, металлические нити, золотистые и серебристые, придававшие ткани жемчужный блеск. Глубокий вырез обрамляла шелковая гирлянда пионов, роз и нежно-зеленых листьев; такой же орнамент украшал подол, подхваченный с одной стороны.

Феба, хмуро разглядывая свое бледное, мерцающее отражение в овальном зеркале, прикрыла глаза рукой, затем быстро убрала руку, повторила это движение еще и еще раз, но когда ничего не изменилось, пробормотала: