И тут же слышу мелодичный голосок:

— Милая, не кусайте так свои губки, а то останутся некрасивые следы…

Ну уж нет, это мои губы, и буду кусать их когда хочу, и сколько захочу, и я угрюмо стягиваю с себя это роскошное платье, послушно вытягивая руки вверх, чтобы на меня уже надели следующий наряд.

Миниатюрное коктейльное платье. Почти ничего не скрывающее.

— Под этот наряд надо другое бельё, — озабоченно шепчет чёрная дама, словно боится сказать это громко вслух.

Ну конечно, она же не знает: согласовано это с великим боссом или нет? Разозлит это его величество или, наоборот, он ещё накинет сверху несколько тысяч долларов на бельё для его персональной личной помощницы?

Хотя, кто увидит на мне все эти кружевные трусики и лифчики из парижских бутиков?

И тут я, сама не ожидая от себя, произношу:

— Я думаю, к этому платью вообще не надо никакого белья. Давайте попробуем без него, — и расстёгиваю свой бюстгалтер, который ловко подхватываю проворные руки.

Мне просто интересно: а сейчас этот спесивый босс оторвётся наконец-то от своего мобильного?

Я вижу, как у Вербицкого удивлённо ползёт вверх одна бровь, когда я остаюсь стоять перед ним только в одних трусиках и чулках, и мои затвердевшие от чужих взглядов соски двумя острыми стрелами показываю на него.

На моих округлых мягких грудях.

Которые он так внимательно рассматривал сегодня утром у себя в кабинете под моей дешёвой белой блузкой.

Ну вот, пусть посмотрит повнимательнее. Товар лицом.

Я не отрываю дерзкого взгляда от его лица, пытаясь прочитать на нём хоть какие-то чувства. И тонкая сетка платья скользит по моей коже, скрывая мою наготу.

— Ну что же, — вдруг поднимается Вербицкий со своего кресла и направляется ко мне.

И все три женщины словно в испуге расступаются перед ним, пока он подходит вплотную, рассматривая моё платье.

Мою фигуру под ним.

— Отлично. Сколько оно стоит? — небрежно он бросает в сторону управляющей, и та подобострастно отвечает:

— Триста тысяч. Ручное кружево. Всего несколько экземпляров, специально отложила для вас, — бормочет она, выжидающе глядя на могущественного клиента.

Триста тысяч за одну только тряпочку? Чтобы все конкуренты умерли от зависти?! Да у него проблемы!

— Хорошо, я возьму всё, и подберите подходящее бельё. Вдруг тебе придётся где-нибудь раздеваться, — усмехается мне мой босс. — Нельзя же всем показывать это жалкое тряпьё, — кивает он на мой лифчик, сиротливо лежащий на горе одежды, и его слова очередной пощёчиной бьют меня наотмашь.

Моё лицо пылает от гнева, и я отвечаю, глядя ему прямо в глаза:

— Если моё белье кому-то не понравится, я всегда могу его снять.

И у меня перехватывает дух, когда Вербицкий делает шаг ко мне, нас разделяют какие-то пару сантиметров. Меня обдаёт его пряным запахом. От которого у меня начинает кружиться голова, и мне кажется, что мы с ним в этой комнате только вдвоём: он может со мной сделать всё, что угодно. Смять меня в своих сильных руках, поломать как тонкую куклу, скомкать и выплюнуть, прожевав мои тонкие кости. Такие как он ведь не привыкли церемониться.

Да, он надел на себя дорогой итальянский костюм, научился говорить красиво и изысканно, пьёт только дорогой коньяк, но сними с него это всё, эту тонкую плёнку внешнего лоска, и под ней окажется обычный бандит, который привык брать всё силой, не заботясь о последствиях.

Да, у него есть деньги, и он смог купить меня, только и всего, но если бы у него их не было, он всё равно взял бы то, что ему нужно. Только силой.

И теперь я это прекрасно понимаю, когда он стоит в миллиметре от меня, и от злости у него ходят под кожей желваки. Дай он только знак этим курочкам — они сразу же скроются за дверями, как будто их здесь и не было, и он сделает со мной всё, что захочет. Как, наверняка, делал много раз до этого.