Пока тот изучал книги на одной из тумб, Митч стал покашливать, да так, чтобы Вернер встревожился; при новом приступе кашля профессор подошел к нему.

– Горло беспокоит? У меня есть леденцы от кашля, хотите? – предложил он.

– Мышь под прилавком, – ответил Митч в манере шпиона времен холодной войны.

– Их становится все больше, – стал возмущаться профессор. – А что вы хотите, если мусор теперь вывозят всего трижды в неделю? Нас убеждают, что экономика на подъеме, это у наших соседей якобы разгром, как на Березине, а вот у меня впечатление, что слово «экономика» стало синонимом требования затянуть пояса, в особенности наши.

– Я не об этой мыши, – пробормотал Митч.

– Какой-то вы странный нынче утром… Что еще за мышь у вас под прилавком, если, конечно, эта фраза что-то означает?

Митч опустил глаза, и Вернер подумал, что ему вдруг взбрело в голову показать свое мужское достоинство, хотя эта мысль продержалась не более секунды, так как он не держал хозяина магазинчика за умалишенного. Чтобы снять все сомнения, он сам заглянул под прилавок и, увидев на обложке книги фамилию Стейнбека, бросил на Митча суровый взгляд.

– Только не говорите, что вы торгуете из-под полы, я бы ужасно расстроился.

– Нет, мсье Вернер, я не собираюсь ее вам продавать.

– Понимаю, тяжелые времена – удобный случай вздуть цену.

– Речь не о деньгах, не хочу, чтобы меня прикрыли.

– Тогда зачем это лицемерие, раз вы не можете ее мне продать?

В этом момент в магазин вошла покупательница; Митч торопливо наклонился к Вернеру.

– В законе ничего не сказано о возможности аренды, улавливаете нюанс?

Профессор стал обдумывать нюанс с величайшей настороженностью, чувствуя, что здесь требуется весь его ум. Он был старше хозяина магазинчика, более оторванного от реальности, чем он раньше предполагал; другое дело, что Вернер уже с юности ощущал себя старичком, и сейчас он подумал, что Митч обратился к нему из-за этого, он был уверен, что услышал в его голосе потребность в одобрении. Внезапно обретя авторитет, он жестом повелел Митчу избавиться от помехи. То, что их сейчас занимало, было не в пример важнее какой-то покупательницы.

Мадам Берголь была частой клиенткой магазина с неутолимой страстью к чувственным романам, но при этом с привычкой заглядывать сюда каждый день, читать одну главу и уходить с пустыми руками; это сопровождалось еще и страшной тугоухостью. Митча ее присутствие не тревожило. Чтобы успокоить Вернера, он дождался, пока она доберется до тумбы с предметом ее интереса и погрузится в чтение с того места, где остановилась накануне, и крикнул:

– Мадам Берголь, как насчет прочесть нам вслух знойное местечко?

Та и ухом не повела.

– Ну, раз вы спрашиваете мое мнение, – зашептал Вернер, – то, как по мне, вы опасно играете со словами, друг мой.

– Профессиональная деформация, – отозвался Митч.

Вернер протянул руку, схватил Стейнбека и ловко спрятал в свою сумку.

– Поступим осторожно: вы ее мне одалживаете, я возвращаю ее вам в следующую субботу, так у меня будет неделя на обдумывание вашей идеи. Не говорю, что она плоха, но она требует изучения, особенно раз вам грозит запрет на торговлю.

Он простился с Митчем, прошел за спиной у мадам Берголь и покинул книжный магазин, чтобы ехать на урок танго.

Во второй половине дня в магазине было оживленно, не то что в обычные скучные будни. Пара со средствами, недавно из провинции, накупила целый рюкзак детских книг, очистила тумбу с детективами и не пренебрегла изящной словесностью. Митч сновал туда-сюда, отвечал на вопросы, старался всех обслужить. Под вечер, оставшись без сил, он подвел баланс, подготовил заказы на предстоящую неделю, навел порядок на тумбах и закрыл магазин в 18:30, сразу после прихода Матильды.