Почувствовав, что еще немного и усну, выхожу на берег и надеваю все чистое. Одежду, в которой была, перекладываю травами и оставляю на камнях. На это уходят все мои силы. Зову:

- Кантор, я все.

Он даже ухом не ведет, и такое ощущение, что вообще меня не слышит. Улыбаюсь. Он всегда таким был – когда погружается в чтение, перестает замечать все остальное. И это всегда было неисчерпаемой темой для шуток. Ору во всю мощь своих легких:

- Кантор!

Он вскидывается и удивленно оглядывается:

- Ты уже? Так быстро?

- Ты как всегда, - улыбаюсь я.

- Да? Ну, прости. Ты же меня знаешь, - разводит руками он. – Одежду оставляем тут?

- Да.

Он подхватывает меня на руки:

- Ты сейчас будешь спать?

- Да.

- На ужин тебя будить?

- Нет. Но будет неплохо, если ты оставишь неподалеку от меня кофе, ветчину и клубнику.

- Хорошо.

Просыпаюсь ночью от сильного голода. В метре от себя обнаруживаю продукты, которые просила, и с наслаждением съедаю сперва ветчину, запивая ее кофе из термоса, а затем всю огромную гору клубники. Кантор просыпается, окидывает меня сонным взглядом и переворачивается на другой бок.

Возвращаюсь на спальник и притягиваю колени к груди. Волной накатывает пронзительное чувство одиночества – видимо, о полной очистке от негативной энергии говорить пока рано. Сосредотачиваюсь на дыхании и гоню от себя горестные мысли. Когда этого становится мало, принимаюсь мысленно проговаривать вдохи и выдохи и медленно погружаюсь в сон.

Пробуждаюсь с первыми лучами солнца. Осторожно выхожу из пещеры, сажусь на камень и впитываю наступающее утро: свет рассветного солнца, пение птиц, шепот ветра, запах упоительной свежести. Мыслей в голове нет совершенно. Живу текущим моментом, подмечая даже малейшие детали окружающего мира.

Кантор просыпается примерно через полчаса и, выйдя из палатки, с удовольствием потягивается:

- И чего ты так рано поднимаешься? Что тебе приготовить на завтрак?

- Блинчики?

- Если хочешь, могу и блинчики. Эрика положила банку малинового варенья – будешь?

- Да.

Он разжигает костер из загодя припасенного хвороста, достает посуду и начинает заниматься готовкой. Наблюдаю за ним с улыбкой – за годы семейной жизни он заметно улучшил свои кулинарные навыки, но аккуратности так и не научился.

Минут через сорок он с гордостью вручает мне тарелку с блинами и банку варенья:

- Приятного аппетита!

Кушаю не спеша и наблюдаю за тем, как друг устраняет результаты бурной деятельности: собирает мусор в специальную сумку, протирает камень, на котором готовил, и моет посуду в ближайшем ручье.

Достав себе из сумки огромный бутерброд с ветчиной и зеленью, он впивается в него зубами.

- А как же кофе? – деланно обиженным тоном интересуюсь я.

Кантор дожевывает откусанный кусок, достает мельничку, турку, сливки и сахар. Некстати вспоминаются слова Аррайдена про то, что он использует приготовление кофе как паузу для размышлений, но я сразу отгоняю от себя эти мысли – сейчас мне и без них хватает неприятностей.

Получив свою порцию горячего напитка, делаю первый, самый вкусный глоток и завтракаю. Съев все до последней крошки, благодарно улыбаюсь другу:

- Огромное спасибо! Было очень вкусно!

Теперь отнести тебя к озеру?

- Да. Только захвати, пожалуйста, полотенце.

Снова захожу в воду по плечи и наслаждаюсь укутавшим меня теплом. Все-таки ванна и в подметки не годится природным горячим источникам. И силы в домашней воде в разы меньше, чем вот в таких чудесных местах.

Постепенно мысли в голове истаивают и полностью исчезают. Погружаюсь в отрешенное состояние и растворяюсь в окружающем мире. Живу его дыханием, его звуками и запахами, оставив свое «я» где-то на самом краешке сознания. Чувствую, как каждая клеточка моего тела наполняется веселой бурлящей энергией.