К дому Лафурье я пришла без четверти шесть, опоздав почти на половину часа. Стиснув сверток со снадобьями под мышкой, оценила цветущие розовые кусты, заросли пионов и позволила очень важному слуге встретить меня, забрать шляпку и шаль, а затеи проводить наверх.

Ирен и Вейлр Лафурье, державшие кондитерскую на улице выше, терпеливо дожидались моего прихода и даже не думали меня упрекать за опоздание. Я была им благодарна. Увидев стол, который буквально ломился от блюд, поборола желание тут же занять свое место. У меня были другие планы.

— Мадам, мсье… — продемонстрировав сверток, я оглянулась по сторонам: лишние уши мне были не нужны. — Я благодарна вам за ваше приглашение, но прежде чем разделить с вами ужин, хотела бы сделать то деликатное дело, ради которого вы меня и пригласили.

Мало кто знал, что у Лафурье есть ребенок, очень болезненная девочка, которую я уже который месяц лечу. Моими стараниями она уже встала на ноги. Совсем скоро Ада станет здоровой, оставался последний тяжелый ритуал.

И никто его видеть не должен. Бедные родители не догадывались, на какой риск я иду. Если кто-то об этом что-то узнает, мне гореть на костре.

Наверное, я последний маг в нашем мире. И в этом мое проклятье: быть вечно молодой и быть последней, не в силах что-либо изменить.

Обеспокоенные родители не стали возражать. Ими двигало самое яростное и самое сильное чувство — чувство любви. В этом я их прекрасно понимала.

— Мне нужна будет теплая вода, лучше, если это будет большой кувшин. И несколько минут уединения.

Спальня Ады была на верхнем этаже, под самой крышей. Я привычно зашла туда, чуть ослабила шнуровку платья и пристроила сверток с порошками и зельями на высокий стол. Бутыльки не разбились, бумажные кармашки с порошками я проверяла особенно придирчиво: часть из них собирал Жак, он, конечно, старался, но иногда болвана в нем было больше, чем прилежного ученика.

— Мадам Ия, — глава семейства держал в руках кувшин с водой и нервно подергивал плечом, — мы…

— Вы принесли воду, мсье, как это любезно! С этим могла справиться и прислуга.

— Я хотел лишь узнать одно, вы поможете нам с Адой, мадам?

— Вы сомневаетесь? — успокаивающе улыбнулась и подошла к мужчина, чтобы забрать у него не такую уж легкую ношу. — Прошу вас, сегодня Ада сама выйдет к вам. Вот увидите. И моя помощь вам больше не понадобится, достаточно будет принимать порошки до полного выздоровления. Лично я вас больше не буду посещать.

Мужчина нехотя отдал мне кувшин, с тоской и обеспокоенностью посмотрев на свою дочь. Наверное, в нем боролись два противоречивых чувства: страх и благодарность.

— Прошу, мьсе…

Дверь закрылась с легким стуком. Облегченно выдохнув, я прижала к себе кувшин и повернулась к девочке. Бедняжка спала, мучаясь очередным ночным кошмаром, и в этом была доля моей вины: ведь только так я могла облегчить ее жизнь. Тяжелые роды и болезнь изувечили ребенка. Обратились бы родители сразу к хорошему магу, девочка выздоровела почти сразу. Но болезнь и травмы душили ее целых девять лет. Мне стоило громадных усилий исправить все это. Каждый раз, когда я разминала ее твердые мышцы, растирала кожу и смотрела на бледное худощавое личико, задавалась вопросом: стоило ли оно этого? Довольны ли люди, что истребили всех магов?

Обмыв ноги девочки, я коснулась влажной ладонью ее лба, прогоняя остатки наведенного сна. Разум Ады давно восстановился, осталось сделать малое. Я достала из свертка ступку и пестик, отмерила четыре порции белой альбы, добавила порцию шалфея и мяты, разбавила настойкой ферулы и чистой озерной полуночной воды. Размешивая все, я едва прикрывала глаза и читала заклинание, которое писала для Ады не один день.