За последние четыре года я превратилась в ржаной сухарь. Да и он мне уступал в черствости. То есть я, вроде, очень даже добра и сострадательна, но бываю скупа на эмоции. После смерти отца я отключилась от мира, и каждый день по камешку выстраивала стену вокруг своей души. Единственным жителем моего каменного царства стала моя цель. Только её я впустила, и только ради цели продолжала жить. Цель заключалась не только в приобретении кофейни, но и в её процветании, развитии, расширении. И сейчас, слушая лирические тексты, глядя, как кипит жизнь по ту сторону автобуса, я размышляла о том, правильное ли приняла решение, отгородившись от мира и работая, не видя света?
«– А что тебе остается, Селина? У Пабло теперь своя семья, и за старшую остаешься ты» – подсказал мне разум.
Верно. Я не могла предать близких, не имела права опускать руки и бросать все в момент, когда в кафе, наконец, повалились клиенты. Только не сейчас. Если выручка к концу апреля продолжит расти, я позволю себе нанять сотрудника, да хоть и на два дня в неделю. Но что насчет моей эмоциональной черствости? Взять хотя бы ту страшную ночь, когда я встретила Дьявола. Да, мне было до смерти страшно, я бежала быстрее любого марафонца, но страх быстро отошел на второй план, ведь я не могла позволить себе отвлекаться и отдыхать, мне ежедневно следовало быть в кафе со свежей головой. Страх мог поколебать мой дух, и тогда я бы не выстояла. Нет уж, Селина Гарсия не будет бояться никаких Эльбергов и Дьяволов. Я – всего лишь пешка в их игре, и тратить на меня свое время и ресурсы им не нужно. Наверное.
Открывая свое детище по приезде в доки, я вспомнила, что совершенно забыла включить телефон и забежать за новой сим-картой.
– Была, не была… – Вздохнула я и включила телефон, удерживая кнопку блокировки.
Отложив смартфон, я принялась подключать кассовый и кофейный аппараты, подготовила десерты и побежала готовить суп. Сегодня вторник, значит, посетителей ждет наваристый борщ, рецепт которого моя бабушка когда-то выпытала у своей подружки-украинки. Борщ был редким явлением в Англии, по крайней мере, в Бирмингеме, и его любили ничуть не меньше острого испанского супа.
Как я жалела, что у Эбби сегодня занятия. Раньше в утренние часы кафе пустовало, и я могла растягивать удовольствие от готовки, напевая песни и пританцовывая на кухне, сегодня же я отбегала от плиты не меньше семи раз, чтобы обслужить клиентов, некоторых из которых видела уже в третий, а то и четвертый раз.
– Знаете, ваш латте… у него идеальные пропорции. Раскроете секрет? – Перегнулся через стойку нахальный парень, лет двадцати пяти, дергая бровью.
Конечно, я любезно его отослала, всучив бумажный пакет с эклером. Так, к двум часам дня я зарядилась инициативой и амбициями от притока новых посетителей. Живот предательски заурчал от голода, и я метнулась за тарелкой супа. Благо, клиентов на горизонте не было, и от поедания вкуснейшего борща меня отвлекала лишь вибрация телефона. Не переставая есть, я одним пальцем пролистнула все уведомления.
Эбигейл прислала около десяти сообщений, шесть из которых были разгневанными смайликами. Она переживала о моем состоянии и грозилась устроить взбучку, если я ей не отвечу «сейчас же!». Были и сообщения от Коннора:
К: Селина, да какого черта происходит? Сбежала, ничего не сказав, ещё и на сообщения не отвечаешь!
К: Я тебя обидел?
К: Сегодня вечером заберу тебя с работы.
– О-о-о, нет. – Вздохнула я, промахнувшись ложкой и заляпав столешницу супом.
Ведь через восемь часов я буду с ног валиться! Наконец, я пролистнула до последнего сообщения: