– Но почему же ты не скажешь маме? Она так вообще до потолка подпрыгнет.

– Ты думаешь? А у меня предчувствие, что она обидится. Ведь вместо того, чтобы полноценно помогать вам, я…

– Ты вот это перестань! Тебе двадцать шесть, у тебя давным-давно своя жизнь, и что же, до сорока тебе надо было ждать, когда божественное проведение пошлет тебе свое жилище? Ты трудился и копил, не забывая давать матери и нам хоть какие-то средства. Теперь ты можешь с гордо поднятой головой привести свою невесту в собственный дом. Пабло, это же такое счастье! Ох, как я мечтаю о своем доме…

– Ну, ладно тебе, Сели, ты и дома-то не бываешь! – Усмехнулся Пабло.

– А Ева знает? – Спросила я. Мне было очень интересно своими глазами увидеть реакцию невесты брата: гордилась ли она?

– Да, я… устроил ей сюрприз. – Лицо Пабло преобразилось, и он стал похож на того Пабло, который с энтузиазмом зачитывал папе свои первые стихотворения. Жаль, что начинающему поэту пришлось идти на завод. – Пригласил на свидание. Она была уверена, что мы едем в репертуарный театр, но нет… когда мы проехали мимо театра, она возмущалась, мол «зачем я привез её в частный сектор»? Тогда я подъехал к дому. Ну, ты ведь помнишь Борнвилл?

Я кивнула, едва не всхлипнув – до Борнвилла от нашего района далековато. Мы были там семьей всего несколько раз, но я запомнила чувство абсолютного комфорта и восхищения похожими друг на друга, симпатичными домами.

– Ну, вот. Я вышел из машины, открыл ей дверь и протянул руку в сторону нашей новой обители и сказал: «Теперь он наш, Ева!»

– А она, что она? – Я во всех красках представила себе этот романтический жест.

– Плакала так, будто мы не новоселье отмечали, а провожали усопшего. Не отходила от меня ни на минуту. – Гордо заявил Пабло.

Тут в дверях показалась мама, и мы смолкли.

– Что с твоими глазами, Селина? – Выпалила она первым делом.

– Не выспалась. – Пожала плечами я.

– Исхудала ты тоже из-за недосыпа? – Тепло улыбнулась мама, присаживаясь за стол. – О чем болтаете?

– Да так, все о свадьбе! – Бросила я. – Мне пора в душ и на работу, всем хорошего дня!

В светлых джинсах-тубах и белом джемпере я стояла в прихожей, быстрыми движениями натягивая белые кроссовки на высокой платформе, когда подошел Пабло и шепнул на ухо:

– Маму ты, может, и обдуришь, но не меня. Я-то знаю, что глаза и нос у тебя краснеют только после истерик. Ну? Случаем, не Коннор им причина?

– Пабби… – Умоляюще посмотрела я на брата, Коннор – не то, что бы я хотела обсуждать перед тяжелым рабочим днем. Перед бесконечной чередой рабочих дней.

– Сел, скажи мне только слово, и я разберусь с этим кретином, хорошо?

Я чуть не рассмеялась от умиления. В такие моменты я думала о том, какое счастье иметь старшего брата.

– Спасибо, дорогой, но все в порядке. Я, правда, очень устала. Но сейчас, кажется, «Лавандовая ветвь» постепенно обретает популярность, – я в вкратце поведала брату о своей оригинальной задумке с веточками.

– Ты всегда внимательно слушала бабулю Корнелию, я вот, кроме истории о восставших из могил в День Мертвых родственниках, совсем ничего не помню. Я очень рад, сестренка, что в твоем деле появился просвет и желаю удачи.

Чмокнув брата в шершавую от щетины щеку, я поскакала к остановке. Сегодня до работы меня будут сопровождать The Neighborhood и моя любимая песня Sweater Weather. Вновь позабыв о нормах этикета, я громким шепотом растягивала припев в самом дальнем углу автобуса, наблюдая за спешащими автомобилями. Эта песня всегда щемила душу. Может, потому что мне хотелось, чтобы кто-то предложил пригреть мои руки в рукавах свитера, или потому, что иногда во мне проскальзывали надежды на… романтику? В конце концов, иногда меня действительно задевало то, что Коннор совершенно позабыл об ухаживаниях, заботе и внимании. Но ведь и я погрязла в делах. Не знаю.