Столпотворение внизу оказалось, как в «Ашане» во время «черной пятницы». В одном углу двора робко теснилась стайка девиц, одетых в длинные темные платья с белыми передниками и белые же чепцы. В другом углу стояли мужички разного возраста и вида, а между этими группами переминалось с ноги на ногу полдюжины мальчишек. Однако ни у тех, ни у других, ни у третьих не было никакого шанса продвинуться вперед, поскольку через весь двор к основному крыльцу тянулась очередь бодрых старушек, явно принаряженных во все лучшее сразу.
Платья на них были такие же длинные, как на девицах, но гораздо ярче, передники – с вышивкой, а оборки чепцов торчали над головами, словно вырезанные из жести. «Накрахмаленные, – догадался Стас и порадовался, что флигель стоит несколько сбоку, давая просто изумительный обзор. – Надо же, какой эйджизм наоборот! Девушки выглядят скромняшками, зато дамы в возрасте – ух!»
А на крыльце, широком и длинном, стоял деревянный стол, за которым устроились его вчерашние знакомые. Перед секретарем лежала то ли книга, то ли тетрадь, перед инквизитором – поднос с чем-то мелким. Стас пригляделся, но разглядеть содержимое подноса не удалось.
Ну и самое главное, что каждый, ожидающий во дворе, имел при себе корзину, узелок, мешок или пестрое полотенце, из которых торчала кошачья голова. И эти головы, самых разных окрасов и размера, вдохновенно материли природу, погоду, корзинки и узлы, а больше всего – друг друга. Может, заодно и инквизитора, Стас бы не удивился!
Бабки тоже время от времени начинали шумно выяснять, кто кому наступил на ногу, чтоб ему было пусто, холодно и с утра не хлебавши, а кто влез без очереди. Звучало даже бессмертное: «Вас здесь не стояло!» Когда гвалт превышал определенные пределы, инквизитор окидывал очередь внимательным взглядом, и бабки, в отличие от котов, почтительно затихали.
По кивку инквизитора очередная бабка предъявляла ему кота, иногда вытаскивая бедолагу наружу целиком, а иногда ограничиваясь только кошачьей головой. Инквизитор пару секунд смотрел животному в глаза, что-то быстро и монотонно проговаривал, секретарь делал пометку в тетради, и бабку сменяла следующая в очереди. Однажды порядок нарушился, сухонькая старушка в темно-синем платьице и кружевном чепце что-то положила на поднос, инквизитор уделил небольшому серому котику или кошечке лишних полминуты и повязал ему на шею шнурок с какой-то блестяшкой.
«С ума сойти! – с чувством сказал сам себе Стас, опираясь на подоконник. – Так вот ты какой – кошачий день?! Как все-таки неудобно скрывать, что я из другого мира! Спалиться, главное, можно на любой мелочи. Взять хоть этих котов – явно же это что-то, всем известное. Кроме меня! И ведь не подойдешь ни к кому с вопросом – а что это ваш герр котермейстер… блин! Патермейстер! Только бы не оговориться, вот уж где будет палево во весь рост! В общем, а что это он делает с котейками?! С одной стороны, может, московитам этого знать и не положено, а что, если как раз наоборот? Я же про здешнюю Московию знаю ровно столько же, сколько про этот Вистен… штадт. Проще говоря – ничего».
На крыльцо поднялась новая тетка, и очередь, включая котов, мгновенно и, как показалось Стасу, обреченно замолчала.
«Явно кто-то из местного бомонда! – уважительно оценил Стас облик дамы.
Рослая и пышногрудая, в голубом платье, отороченном во всех мыслимых и немыслимых местах оборками, дама напоминала незабвенную домомучительницу из старого мультика о Карлсоне. И корзинка на сгибе локтя была ей под стать – огромная, украшенная пышными разноцветными бантами до полной схожести то ли с клумбой, то ли со свадебным тортом. Дорого-богато в самом непринужденном исполнении!