Снежане послышался упрек в его голосе, но именно послышался, потому что ждала упрека, потому что корила себя сама:

– Я просто не успела! Отец не дал денег на поездку, хоть и обещал. Пришлось срочно продать машину…

– Тише-тише, – приподнял ладони Соркин, – не надо оправдываться. Главное, что вы здесь, и это замечательно! Потому что вы очень нужны сейчас своей маме.

– Нужна? Именно я?

– Ей нужен кто-то родной и близкий. Агеластос на связь не выходит, его телефон выключен. А больше никого, кроме вас, у Светланы и нет, насколько мне известно. Так ведь?

– Не совсем, – отвела взгляд Снежана. – Но это сейчас неважно. Скажите же, что с мамой? Вы все ходите вокруг да около, зайдите уже!

– Ну что же, зайду, раз приглашаете, – Соркин отставил в сторону пустую чашку и положил руки на стол, переплетя пальцы. Вздохнул и продолжил: – Три дня назад я, наконец, смог забрать Светлану на операцию, ее состояние достаточно стабилизировалось для этого. Вы, думаю, в курсе, что опухоль была расположена очень неудачно и большинством моих коллег считалась неоперабельной.

– Да, я в курсе… – прошелестела Снежана.

Именно на это упирал отец, когда отказался дать маме деньги на операцию и убеждал поступить так же Снежану – отказаться от продажи квартиры ради спасения матери. Мать все равно умрет, все врачи так говорят, а ты останешься без жилья! И она повелась, предала маму. Вспоминать об этом было трудно.

– Но я уже имел дело с подобными случаями, – продолжал Соркин, – поэтому согласился рискнуть. И прогноз изначально был намного перспективнее, приедь Светлана сюда сразу после моего приглашения…

– У нее не было денег.

– Я знаю. Но даже задержка с поиском финансирования операции не имела бы столь тяжких последствий, не вздумай ваша мама замерзнуть насмерть. Не реветь! – прикрикнул Соркин на зашмыгавшую носом Снежану. – Прошлого не изменить, а вот будущее – постараемся. Операция прошла, можно сказать, успешно – для такой ситуации. Я сумел удалить опухоль полностью, операция длилась пять часов, Светлана справлялась неплохо. Но в конце, когда дело уже дошло до наложения швов, сердце вашей мамы остановилось.

– Но… – почему-то стало трудно дышать, словно и ее сердце остановилось. – Вы же сказали, что мама жива…

– Жива, сердце с трудом, но удалось запустить. По большому счету, это можно считать очередным чудом. Видимо, ваша мама кому-то очень нужна здесь, на этом свете, раз ее уже второй раз возвращают с того.

– Мне нужна! – всхлипнула Снежана. – И Алине…

– Алине? – удивился Соркин. – Вы о сестре? Но разве она не умерла? Ведь именно ее смерть, думаю, стала триггером для роста опухоли.

– Алина жива. Но это долгая история, Михаил Исаакович, сейчас важнее всего мама. Мне можно к ней? Вы ведь сказали, что я нужна.

– Хотя в реанимацию мы посторонних обычно не пускаем, но вам и можно, и нужно. Дело в том, что ваша мама все еще не пришла в сознание.

– Кома? – голос снова задрожал.

– В том-то и дело, что нет, – вздохнул Соркин. – Светлана просто не возвращается, словно застряла где-то. И я очень надеюсь, что вы поможете ей найти дорогу обратно.

– Помогу, – решительно кивнула Снежана. – Не справлюсь сама – найду Альку, и вместе мы точно вытащим маму, где бы она ни была.

– Как там твой верный пес? – Дора лениво прищурилась, рассматривая сквозь прозрачные стенки бокала хоть и зимнее, но все равно яркое солнце.

Впрочем, февраль на Кипре мог только условно считаться зимним, просто потому что так положено в северном полушарии. Февраль – это же конец зимы, серость, сырость, иногда морозно, иногда очень снежно.