Он кивнул, не отводя взгляда.

– Ну да… Но их понять можно… Не впервой. Гришка, бывает, уходит. А потом – сам возвращается. Но сейчас – другое, слишком долго его нет, ушел еще вчера вечером. Мать беспокоится. Я… тоже.

Он скользнул беспокойным взглядом по кабинету, вернулся ко мне.

– Часто уходит?

– Не так чтобы. Но если уж уходит – к утру возвращался всегда. А сейчас… уже пошёл второй вечер. Тишина. Вот я и пришёл, чтобы хоть зафиксировали. Хотя, если честно? – он чуть усмехнулся. – На наших я особых надежд не питаю. Но жена… вы ж понимаете. Надо было что-то сделать. Чтобы, так сказать, совесть была чиста.

– Понимаю. Но по правилам, Леонтий Прохорович, теперь к вам домой должна выехать группа. Осмотр места происшествия провести. Жилище – последнее место пребывания. Так положено.

– Домой? – он удивился и чуть поджал губы. – Обыск, что ли?

– Не обыск. Осмотр. Никто вас ни в чём не подозревает. Просто – протокол заполнить, но с понятыми, как положено. Я тоже приеду и все проконтролирую.

– Да? Сколько раз писал – никто и не думал приезжать. А теперь вот… – он посмотрел на меня и пожал плечами. – Ну, если теперь всё по-другому – поехали со мной, я на машине.

– Хорошо, – кивнул я. – Сейчас дежурному скажу: пусть поднимает дежурного следователя, криминалиста и оперативника. А мы с вами – уже и поедем.

– Да, конечно, – коротко сказал он и направился к выходу.

Я же задержался на секунду. Посмотрел на телефон. Он уже молчал, будто знал, что сказал достаточно. Но мне казалось, за молчанием этим кто-то прячется. И слушает. Твою маковку! Мне уже самому всякая чертовщина надумывается. Пора уже разобраться с тайнами этого городка.

Красный «Москвич-412» громко ворчал, пробираясь по окраине города. Лес начинался почти сразу за последними дворами. Мы свернули на широкую улицу, поросшую бурьяном. На ней – один-единственный дом.

– Приехали почти, – кивнул на строение Лазовский.

Огромный особняк. Я приподнял бровь. А вот это уже интересно: дом – массивный, кирпичный, с двумя подъёмами на крыльцо, с резными балками под крышей, явно построен в царские времена. Стеклянные витражи на верхнем этаже, облупившиеся лепные узоры – всё говорило, что строили его с размахом и вкусом. Но сейчас особняк обветрен и придавлен временем, живет несбывшимися мечтами о реставрации. Такую махину отремонтировать – нужна куча денег. Вряд ли это по карману семье Лазовских.

– Откуда в Нижнем Лесовске такая барская постройка? – когда машина подъезжала к дому, поинтересовался я будто из любопытства, почти как турист.

На самом деле для меня сейчас важна каждая деталь.

– До революции жил здесь промышленник. Поговаривали, что он занимался контрреволюционной деятельностью. Советская власть дом культурной и исторической ценностью не признала – жилище врага народа не может охраняться государством. И остался особняк простым зданием. Большим, да. Места тут, как считается, на три семьи. Но нам повезло – заселили одних.

– Повезло… – повторил я, присматриваясь к теням у боковых стен. – За привилегии и заслуги выделили жилплощадь с таким размахом?

– Какие уж тут привилегии, Андрей Григорьевич, – пожал плечами Лазовский. – Я – работник на фабрике, на «Красной нити». А супруга моя – воспитатель в детском доме. Люди обычные.

– Вы не похожи на обычного труженика, скорее, на руководителя, – хитро заметил я.

– Ну, да… ИТР-вец, главный технолог.

– Наверняка и достижения трудовые имеются? Ветерана труда получили?

Тот в ответ лишь кивнул. А я подумал, что и звание победителя соцсоревнований в его копилке наверняка имеется. Всё-таки статус, вот и дом такой дали. Ну еще и вспомнил разговор на турбазе, что семья Лазовских в городе уважаемая. Вот только Леонтий Прохорович – всё-таки не академик и не великий писатель, чтобы такие площади получать от государства.