- Эдер, к двери, - бросил маг, к которому меня отправил капитан, разбудив ночью в казарме.

Отправиться в тайный рейд – желторотик, которым я тогда был, полный иллюзий и розовых соплей, мог о таком только мечтать. Шанс наравне со старшими товарищами показать себя с лучшей стороны! На такое и надеяться не смел!

И это учитывая тот факт, что у меня не имелось ни высокопоставленных покровителей, ни денег, ни связей, как у многих отпрысков знатных семей. Они-то квартировали в городе, а не вырубались под голодное бурчание желудка на деревянной койке казармы, провонявшей неделями не видавшими стирки портянками и чем похуже, и не расчесывали до крови укусы вездесущих клопов.

Я готов был на все, что угодно, строил догадки, пока мы пробирались по полю к приземистой лачуге, в оконце которой теплился свет затухающей свечи. Но к тому, что там произошло, оказался не готов.

Замерев у дверного косяка, как и было велено, я вздрагивал, слушая женский визг, детские мольбы, мужской крик – захлебнувшийся булькающей в горле кровью. Обернуться, чтобы увидеть это, не посмел, тело словно закостенело – как у трупа, в который меня превратил страх.

- Обыскать дом! – бросил капитан, выйдя в коридор.

Мой взгляд лег на кинжал, который он держал в руке. Алое лезвие. Это было похоже на ножны – тончайшей выделки красные ножны. В столице водились мастера, способные изготовить такие из шкуры теленка, забитого сразу после того, как он вылез, к своему несчастью, на белый свет, в котором его ничего не ждало, кроме первого вдоха и неминуемой встречи с ножом мясника – на глазах у матери.

До меня дошло, что это вовсе не ножны, когда на кончике клинка налилась тугая капля крови.

- Молодежь! – презрительно фыркнул капитан и, вытерев кинжал о мою форму, толкнул в спину. – Бегом, проверить дом! Перерезать горло всем!

Я сделал шаг по темному коридору. Ноги не гнулись, подошвы шаркали о половицы. Попытался ускориться, заглянул в соседнюю комнату невидящим взглядом, побрел дальше, в состоянии думать только о крови, которой меня запятнала эта ночь – навсегда.

Ее запах бил мне в нос до тех пор, пока я не свернул куда-то в темный закуток, не в силах более сдерживать желудок, рвущийся наружу. Оперся рукой на выгнутую крышку сундука, и меня вырвало. Пустое нутро, сотрясаемое спазмами, исторгло на пол лишь желчь со слюной.

Горечь во рту отрезвила лучше пощечины. Втянул воздух носом, морщась от противного запаха. А потом учуял легкий цветочный флер, как от затейливо сплетенного аромата дорогих, сделанных на заказ духов. Нахмурился. Откуда в этой бедняцкой хибаре духи, которые по стоимости дороже всего дома?

Повел носом, распахнул крышку сундука – сам не знаю, зачем. Миллион раз потом проклинал себя за это. Потому что из него на меня глянули огромные глаза, в которых плескался ужас.

Она сидела на дне, притянув ноги к груди и так крепко обхватив их, что мне казалось, что я слышу хруст хрупких детских косточек. По плечам струились густые волосы. У моей сестры Марии были такие же. Предмет ее гордости и даже немного тщеславия. Сто раз гребнем утром и столько же перед тем, как лечь спать.

В ночь, когда ее обряжали в похоронный саван, я сам расчесывал эти волосы – сто раз, как и положено – перед тем, как она отойдет к вечному сну. И никак не мог заплакать, хоть и считал, что потеряв последнего члена смерти, обязан это делать. Слезы не шли даже в тот момент, когда раздался глухой стук, с которым падали комья земли на крышку гроба, проглоченного могилой.