Только совсем недавно биология подошла к изучению длинной-предлинной истории генетической эволюции клетки, этого «краугольного камня» зодческого великолепия земной Биосферы, в то время как взгляд полусемиотизированной гуманитарной науки все еще теряется в непроглядной мгле зообиологической истории, не имея для ее метологического просвещения ни инструментальной оптики, нипринимающей концептуальной платформы, ни хотя бы вдохновляющего оптимизма для орлиного полета отточенной «стрелы познания» в ее глубины.

Поскольку семиотика культуры – это уже наука не о словах, а о более обобщенном материале – знаках и символах, то в «анамнез» последних естественным образом входит суверенный жест. А так как жест является самой древней единицей коммуникации – подобно коммуницирующей клетке в биоорганизме, согласно сантъягской школе, – то таким же естественным образом он должен стать концептуальным обоснованием и конструктивным фундаментом всей коммуникативной системы в целом. Логическая цепочка продолжается тем, что коммуникативная система представляет собой основание языка и культуры, которые порождает мышление, возникающее в створе между природой и разумом. Так что жест – это краеугольный камень всего и вся в геокосмическом обитании и обетовании рационально обустроенного человечества. Любые процессы передачи хранения или переработки информации осуществляются при помощи дейктических знаковых систем, являясь по определению семиотическими, изначальными и финальными.

Тем самым интеллект, этот вполне сформировавшийся компактный орган ноосферной ментальности, – тот, с которым мы желали бы иметь повсечасно дело и который нам кажется таким родным и знакомым, привычным и предсказуемым, пластичным, «ручным» и комфортным, – погружается в неведомую эволюционную глубину. Он как бы исчезает, как исчезает Солнце за тучей, за культурными напластованиями последних сотен тысячелетий, утопая в незримой генетической бездне «рассветного» существования мыслящего человека. Утопает, трансформируясь в иные обличья, чтобы спрятать от досужих глаз, безрассудно желающих приватизировать все и вся на планете, – свое бесценное, свое неоспоримое и подлинно демократическое сокровище: «золотую платформу» ментальности исчисляющего и планирующего рассудка как посланца грандиозного культуротворческого разума.

Там, в этой бездне, однако, и приватизировать нечего: разум – это не какие-то конкретные мозговые структуры, поддающиеся трансплантации в чужие мозговые ткани, это всего лишь функциональный итог конгениально-коллективного сотворчества в продолжение продуктивных стотысячелетий совокупного труда человечества, каким бы мало- или многочисленным оно ни казалось на гребнях тех или иных эволюционных эпох, неиссякаемой чередой следующих друг за другом. Череда неосознанных интеллектуальных деяний строилась – как бы для будущей метафизической подотчетности – на незримом ментальном материке строго по ранжиру жестового языка-указателя, достаточно внятно и ясно конструировавшего эту едва обозримую громаду раннекультурного мышления. Дробя ее для вящей умопостижимости на низ и верх, глубину и высоту, правое – как «правильное» и левое – как спорное и морально уязвимое, на качественное и количественное, на возвышенное и земное, сакральное и профанное, на божественный престол и людскую юдоль.

Конец ознакомительного фрагмента.