Ментальный универсум культуры тем самым не является в конструировании генетических мыслеформ механическим конгломератом гималаев и гималаев беспорядочного артефакта, произведенного неуемным гением человека, этого «непослушного дитя природы» с открытой индивидуальностью – «ничто по сравнению с бесконечностью, все по сравнению с небытием», как выразился Паскаль. В нем бурлит живородящая пучина, как две капли воды похожая на ту, которая сжигает душу гения в беспримерном экстазе культуротворения. Там, в этой кодо-генетической бездне, сложившейся в течение длинного-предлинного периода сапиентизации под зашкаливающим давлением аккреционного ментального продукта, зажглось Прометеево пламя культурного очага, похожее на тот более ранний огонь, который стал согревать жилище древнего человека и варить ему пищу.

В свое продолжение культуротворческая плазма каскадами бифуркационных извержений породила а) экзистенциальную человекокомфортную ноо- и семиосреду, сравнимую с магической стеной, отделяющей человеческий социум от хаоса – от мрачной бездны панхроноса, в дремучих геологических «расщелинах» которого когда-то стал заниматься рассвет культурной истории, именно она выстроила до небес б) культурогенную вертикаль, этот сверкающий всеми гранями высотных этажей Зиккурат объединенной ментальности, а также в) вышколила коллективистический социум и г) разнообразила инструментальный репертуар его всепроникающего креативного интеллекта. Культура – это то, что реально случилось, случается и будет случаться, равно как и искусство – что могло бы случиться, какими дорогами могла бы пройти культура на своих бифуркационных «перекрестках», обе они стали колоссальным интегральным ускорителем сознания и мышления, творчества и постоянно модернизирующегося мирочувствования. И только абсурд нашего свихнувшегося существования мешает нам заглянуть в эту глубину, в «инфернальные щели» неслыханной эволюции, начавшейся когда-то «с чистого листа» – с трансцендентной пустоты, прежде чем стать, по В. И. Вернадскому, «мощной геологической силой» из преизбытка конструктивного разума, использующего азартные когнитивные процедуры.

Именно язык этого разума, а не жизнь, является истинной вершиной антропоэволюции. Язык последовал за развитием жизни, дополнил и в каком-то смысле «короновал ее на царство» в животном мире. Только человек, в отличие от животных, освоил словесное богатство и символическую сложность коммуницирующего языка, который способствовал возникновению самой сложной формы разумного поведения в биосферном мире. Теорию происхождения жизни без концепции возникновения языка следует именовать пирамидой без вершины, не объясняющей существа ментальной эволюции разумного человека. Увлеченная пестрым разнообразием наличных этнических языков, филология не задумываясь прошла мимо уникальной возможности заглянуть в глубь длинной-предлинной лингвоистории человеческой эволюции.

В этой внегенетической эволюции, еще в полусумраке сознания древнему гоминиду способствовал Жест – коммуникационный дубль-канал самовыражающейся воли первосознания, создающего в своем еще ничем не замутненном лингвоистоке общекодовые структуры информации и коммуникации.

Слова Н. И. Жинкина о том, что «метаязык и есть то принциально новое, что появилось у человека и из чего вырос человеческий язык в целом», мы адресуем именно Жесту и больше ничему: он есть метаязык в самом что ни есть аутентичном смысле этого слова. Поскольку в начале всех начал он «вышел из трансцендентного Ноля