Говоря о Гёте в связи с проблемой культурогенеза, мы обратим внимание на две вещи: на типологический способ рассмотрения природы и натуралистический историзм, который выражается в требовании Гёте все исследовать «генетически». Но в полной мере взаимосвязи типологического и генетического в натурфилософии Гёте можно понять только проведя систематическую реконструкцию развития его идей. А для того, чтобы оценить то новаторское, что совершает Гёте, следует отметить общий контекст философской и научной мысли.

Понятие развития, как известно, формировалось ориентируясь на математическое естествознание – физику и космологию. В то же время нельзя сказать, что мысль этого столетия не замечала явлений культуры и социума. Как отмечала П. П. Гайденко, согласно мысли Декарта, «человек должен контролировать историю во всех ее формах, начиная от строительства городов, государственных учреждений и правовых норм и кончая наукой»[171]. Архитекторы «новой науки» поставили себе цель сделать это на основе нового метода, нового практического мировоззрения. Они явно различали «историю гражданскую» и «естественную историю», но их понимание историзма было весьма своеобразным. Не ставя перед собой цели представить даже в общих чертах вариации философской и теоретической мысли XVII столетия на тему истории (и основных ее понятий – становления и развития), отметим, что образцы для постановки этой темы искали не в «гражданской истории», а прежде всего в космологии и физике.

Первой теорией развития в Новое время и можно считать теорию развития Декарта, которая охватывала развитие Солнечной системы, формирование и развитие Земли и ее живой природы. Несмотря на то что космология, физиология и антропология Декарта строились на гипотезе развития, все же это была механистическая история мира, опирающаяся на принципы математики.

Если посмотреть, как историзм понимал другой новатор философской мысли XVII столетия – Ф. Бэкон, то следует признать, что история у него была связана не столько с развитием общества, культурой, сколько с историей науки. В практически ориентированном эмпиризме Бэкона история не раз отмечалась в классификации наук, но в то же время ее роль, ее подлинное значение даже для научного знания понималось Бэконом весьма своеобразно. По Бэкону, предмет истории «составляют личности, насколько они ограничены временем и пространством»[172]. Представляется, что, поставив перед собой цель очистить познающий разум от идолов, пользу историзма он связывает только с познанием, с теоретическими объяснениями и исследованиями.

Более продуктивные импульсы для формирования идеи «становления», «развития» в этом столетии начали исходить из биологической науки, называемой в те времена «естественной историей». В «естественной истории» и зарождается иная, вторая версия натуралистического историзма, уже не механистического, а биологического. Однако этому предшествует долгий период брожения идей. Биологические исследования XVIII в. пополняются разными представлениями о живом организме, попытками переосмыслить идеи становления, развития. Биологи выступают против аналитико-констеллирующей техники познания, интенсивно ведутся поиски новых методологических способов выразить целостность исследуемого объекта. Заметную роль в это время начинают играть идеи Г. В. Лейбница. Как отмечала П. П. Гайденко, в противоположность Декарту, противопоставившему современную ему науку традиционной философии и аристотелевской традиции, Лейбниц одну из своих задач видел в примирении новой философии и науки с Аристотелем