Девушка закрывает глаза, старается не показать мне реакцию своего тела на мои касания. Зря, я уже всё вижу. Её ножки по-прежнему плотно сжаты, а рука напряжена. Настя дёргается, старается оттолкнуть меня движениями плеч, ведь обе руки заняты. Глупая. Ей со мной не справиться. Я давлю сильнее, продолжаю мять ей клитор и средним пальцем чувствую, что её трусики уже влажные. Одиночный стон девушки завладевает тишиной кухни. Он удивлённый, бунтующий, страстный.
– Нет… хватит… – неуверенно просит она и кусает манящие пухлые губы.
Её щеки горят красным румянцем, а ноги уже дрожат и подгибаются. Сама себя обманывает.
Настя подаётся вперёд и снова впечатывается в мою грудь, я подхватываю её и прижимаю к себе, чувствуя кожей прохладу от её мокрой футболки. Острые торчащие соски девушки чертят на моих мышцах мокрые линии. Стояк упирается в её плоский живот, мне мешает только одежда, какая-то жалкая преграда.
Желание оказаться во влажной от моих рук киске усиливается с каждым её стоном. Мои ладони гладят её тонкую талию, я просовываю руки между её телом и стеной, беру её за ягодицы и сжимаю их, рыча, как оголодавший зверь. Настя подаётся вперёд, прижимаясь всем телом ко мне, встаёт на носочки, тянется сама, желая большего. Она не понимает, что играет с огнём, что я могу взять её прямо здесь, и мне будет плевать на всё.
– Хватит, говоришь? – ухмыляюсь я, сжимая влажные трусики. Настя стонет.
Член напряжён до предела, в голове только одно: разорвать на ней эти чёртовы трусики и засадить ей по самые яйца. Вдабливаться в податливое тело, вдавливать её в стену, чтобы поняла, что не стоит заходить в клетку к зверю и дразнить его.
– Босс? – из зала доносится голос Сергея.
Настя встряхивает головой как от наваждения, с трудом высвобождается из моей ослабевшей хватки и убегает, обходя Сергея.
– Я думал, что вам плохо, – говорит Сергей, понимая по моему взгляду, что он явно не вовремя.
Наклоняется и поднимает с пола Настину простыню.
– Много думаешь и не о том. Ещё одна такая «случайность», и будем разговаривать по-другому, – серьёзным и нервным тоном говорю я. – Оставь здесь эту чёртову простыню, – рычу, вырывая ткань из его рук.
– Я отнесу ей…
– Нет. Делай то, что я сказал. Ты навёл справки о делах Филиппа? – точка кипения вот-вот наступит, Сергей уже ходит по тонкому лезвию бритвы.
– Занимаюсь этим, – отвечает он, кивая головой.
– Этот идиот точно где-то напортачил, и мне нужен любой повод, любая зацепка, чтобы было чем давить на него, это понятно? – повышаю голос я.
– Да, босс, – опускает голову и выходит.
Оставшись один, я перекидываю простыню через плечо и иду в комнату Насти, но там никого нет, и меня это отрезвляет.
Какого чёрта я вообще на неё накинулся? О чём я только думал? Трахнуть эту мышь? Да, сильно меня по голове огрели. Ещё и припёрся к ней, вот нахрена? Поговорить? Продолжить начатое? Что, блять?
Серая мышь с одуряющим запахом вскружила мне голову. Веду себя как пацан, не умеющий держать себя в руках, точнее, член в штанах. Я закрываю дверь комнаты, бросив перед этим простыню на Настину кровать.
Чёрт! Она такая нежная, невинная… полная противоположность страстной и раскованной Агаты, и в то же время более закрытая и загадочная, чем Алёна.
Захожу в ванную комнату и смотрю на своё отражение в зеркале. Хмурюсь, отгоняя эти мысли. Ранение – не повод проявлять слабость. И соваться в этот огонь по имени Настя не стоит: такие, как она, потом не отлипают. Девушка здесь не для того, но её карие глаза и эта забота…
Готовит она хорошо, я бы сказал идеально. За всё время в детдоме и позже я так вкусно не ел. Пробовал омаров, фуа-гра, идеальные стейки от лучших шеф-поваров мира, но простой домашний суп, приготовленный с душой… покорил. Ничего необычного и изысканного, ничего вычурного и броского. Но как же идеально туда вписались гренки! Уму непостижимо, как она додумалась. Сколько же в этой девчонке загадок?!