Кровать, небольшой шкаф, окно под потолком и тусклый свет настольной лампы на маленькой прикроватной тумбочке.

– Спокойной ночи, – он смотрит, борется с желанием сказать что-то ещё. Но так и не решается, закрывает дверь с другой стороны и оставляет меня одну.

Я ложусь спать в нижнем белье, надеюсь, что ночью не будет холодно под тонким одеялом. Форму помять не хочу: злить «босса» нет никакого желания. Лучше вообще с ним не сталкиваться, пока не закончится мой «срок».

А утро началось не очень хорошо, самочувствие ухудшилось: голова трещит, глаза болят, нос заложен, в груди режущая боль. Вдобавок ко всему, в доме раздался крик и грохот, а потом грубый бас Тимура.

13. Глава 13

Тимур

Шофёр открывает дверь и помогает Агате выйти из машины, затем выхожу я и даю указания.

– О чём вы так долго говорили? – спрашивает Агата и хочет взять меня под руку. Я не даю ей этого сделать. – Прости, я всё никак не запомню, что ты не любишь этого, – я серьёзно смотрю на неё, подняв одну бровь. – Ты знаешь, какая я ветреная, но такие мерси очень важны для женщины, особенно для такой натуры… Ладно. Не слушай меня.

За два года могла бы и запомнить, что мне не по нраву проявление всех этих нежностей на людях. Нелепо показывать свою привязанность или изображать её.

Мы поднялись в номер гостиницы, подобающий уровню моей спутницы. В Агате, как и во всех актрисах, есть эксцентричность и любовь к роскоши. Я, наконец, поддаюсь своим желаниям и, как только Агата закрывает дверь, беру её за запястье и притягиваю к себе.

– Ты не против, если я поставлю музыку, Тим? – прошептала она, и я кивнул. Женщина прошла мимо, и я пошёл за ней, одержимый женским ароматом, который ловишь на уровне инстинкта. Обнимаю её сзади, пока она изящным движением включает музыкальный центр. И колонок раздаётся классическая музыка. – Обожаю Бетховена…

– Хватит разговоров, – обрываю я и занимаюсь её платьем, которое падает к ногам, обнажая плавные изгибы. Подхожу к ней вплотную, требовательно и жадно целую. Страсть течёт по венам огнём, которым я повелеваю.

Провожу ладонями по её груди вверх к шее, сцепляю пальцы, Агата задирает голову.

– Подари мне танец, – говорит она, судорожно выдыхая.

Тяну её вниз, и она покорно опускается. Пальцы ловко расстёгивают пуговицу брюк, молнию, она берет в ладонь мою горячую плоть и начинает двигать рукой вверх и вниз.

Беру Агату за волосы и получаю свой вишнёвый десерт. Наматываю волосы на кулак и давлю на затылок, губы женщины доходят до середины, чувствую, как её язык ласкает твёрдый орган. Давлю сильнее, и она берёт почти до яиц. Потом упирается руками в мои бёдра, и я позволяю ей подняться.

Женщина срывает с меня пиджак и рубашку, я выбираюсь из спущенных брюк и трусов и толкаю её на кровать. Нависаю над ней, смотрю в глаза, под моим взглядом она плавится. Опускаю руку ей между ног и чувствую, как она хочет меня. Рывком переворачиваю её на спину, тяну вверх за талию, чтобы встала раком. Приставляю головку, чуть проникаю в неё и останавливаюсь, пока Агата не начинает громко стонать.

Она хочет ещё, всегда хочет. Таковы ветреные творческие натуры. Вставляю ей, рыча и сжимая пальцами ягодицы. Шлёпаю по ним так, что остаются красные пятна. Ей нравится, и женщина меняется на глазах. Сдержанная аристократка становится распутной. Глаза темнеют, на лице играет удовлетворённая улыбка. Характерные звуки наших тел смешиваются с музыкой Бетховена. Эстетический разврат, который стирает границы дозволенного. Вот так, жёстко и глубоко, слыша громкие стоны друг друга.