Агата выгибается, я крепко держу её за волосы и тяну на себя.
Сладкая боль. Давлю её своим телом, заставляю лечь, прижимаю сверху, но не вынимаю. Провожу кончиком языка по контуру уха, засасываю мочку. Жадно имею её, двигаясь быстро и жёстко. Агата мычит и стонет, повторяет моё имя как в бреду, значит, скоро кончит. Не останавливаюсь и чувствую, как она вся начинает дрожать, и её мышцы сокращаются. Делаю несколько мощных толчков и вынимаю, кончая ей на спину со сдавленным рычанием. Выжимаю всё до капли, тело напряжено, мышцы каменные. Несколько секунд, и отпускает…
Агата дышит часто и глубоко. Я провожу головкой по вишнёвым губам, она с благодарностью целует член и переворачивается на спину.
– Ляг рядом со мной, – просит она.
– Надо в душ.
– Хоть пять минут побудь со мной, я большего не прошу, – с надеждой смотрит на меня. Не сегодня. Никогда.
– Я мыться, – коротко отвечаю и, не оборачиваясь, обнажённый отправляюсь в ванную.
Включаю прохладную воду: она спасает тело от жара, запаха Агаты, и я снова сам по себе. Живительная струя очищает плоть и душу, смывает прошедший день. Долго стою под упругим напором массажного душа. До тех пор, пока не приходит ощущение сплошного потока, водопада. Спина привыкает к такому массажу и немеет. Зеркало запотевает, поднимается пар.
Выхожу с полотенцем на бёдрах, на торсе блестят капли. Агата всё ещё лежит на кровати, но уже в белом кружевном белье.
– Почему я не художница, – мечтательно говорит она, наблюдая как я одеваюсь.
– Рисовать портрет – это всё равно, что украсть личность, – отвечаю я.
– Не украсть, а взять немного. На память.
Глупое занятие. Никогда не любил это, как и фотографироваться. Искусство не для меня, предпочитаю бизнес и не витаю в облаках.
– Ты не понимаешь в искусстве, – неожиданно вторит моим мыслям Агата.
– Это одно из моих преимуществ.
Уже собираюсь выходить из номера, как вдруг Агата подходит ко мне, завернувшись в простыню.
– Не пропадай больше на такой большой срок. Мне тебя очень не хватает. Ты бы знал, как мне тяжело с мужем. Мы два противоположных берега, а между нами сын, который не знает, к кому плыть, а я боюсь, что в конце концов он либо утонет, либо уплывёт в открытое море, – неожиданно на глазах женщины появляются слёзы. Она вздыхает и поднимает взгляд к потолку. – Прости. Просто звони мне хотя бы раз в неделю.
– Завтра мы идём вместе на вечеринку. Не опаздывай, – говорю я и выхожу.
Захожу в дом уже утром, слышу стук и сдавленные голоса в кухне. Медленно крадусь к большому зеркалу в пол, стоящему в зале. Отодвигаю его и достаю пистолет из тайника в стене. Дёргаю затвор и так же тихо и аккуратно двигаюсь на звук. Приближаюсь, ступая на носках по мягкому ковру. Звуки становятся громче. Осталось миновать ещё один зал для гостей. Чувствую сильное напряжение, весь обращаюсь в слух, пытаясь уловить любой намёк на бандитов. Неужели Игнат подослал ко мне своих головорезов…
Медленно заглядываю в дверной проём, и... не верю своим глазам. Твёрдо переступаю обеими ногами с носка на всю стопу и мощным ударом ноги выбиваю дверь.
– Какого чёрта здесь происходит? – сквозь зубы выдавливаю каждое слово.
Домработница Татьяна с задранным до груди платьем лежит на кухонном столе, раздвинув ноги. Один из штатных охранников, видимо, трахал её со спущенными до колен брюками, его прибор всё ещё был в Татьяне. А сейчас оба нагло смотрят мне в глаза. Раскрасневшиеся лица, мутные глаза. И гробовая тишина. Сергей прибежал на звук удара в считанные секунды и также застыл на пороге, раскрыв рот.