Егор обернулся на Еву и тихо пробубнил:

– Дуська катается на сложных трассах, а я еще только учусь. Тебе интереснее с ней будет, чем со мной…

– Почему, Егор? – добродушно улыбнулась Ева. – Я завтра возьму камеру и буду ехать рядом. Снимать тебя и Настю. Я же обещала. И твой папа может к нам присоединиться, – ободрила мальчишку она. – И мы вас до машины проводим, хоть концерт обсудим, – потянув Агафонова за рукав, неожиданно предложила Ева.

«Вот умница, – подумал он, идя по парковке рядом с Егором, Евой и Настей и вместе с ними горланя: «Раз и навсегда!». – Молодец, девочка! Свела на нет чуть было не начавшуюся склоку, мгновенно обнулила обиды и претензии. Нина бы точно поступила иначе. Настроила б всех против друг друга и сама бы осталась в стороне, – хмыкнул про себя Агафонов. – Да и хрен с ней, с Ниной», – поморщился он, в глубине души догадываясь, сколько гадостей о нем она наговорила Макаровым.

Держа Еву за руку, он наблюдал, как посторонний и враждебно настроенный мужик увозит прочь его собственного сына, как сидящая рядом с Егором девочка что–то заговорщицки шепчет на ухо его родному мальчику.

«Разберемся», – протянул он мысленно и, махнув на прощание Егору рукой, повел Еву через Барсов мост к Ратуше. Рядом на сцене шло какое–то представление, и они остановились лишь на минуту. Сначала застыла как вкопанная Ева, и Агафонову, чтобы ее не толкнули, пришлось встать сзади и прижать ее к себе поплотнее. Сразу внизу началось шевеление.

«Да подожди ты, – попросил Агафонов «малыша», – сегодня к тебе, приятель, точно прилетит птица обломинго… А чуть позже, может, и к нам с тобой госпожа фортуна повернется личиком», – он сунулся носом к тонкой девичьей шейке. Ощутил знакомый селективный парфюм и ставший родным запах чистого тела.

– Ева, – прошептал он, – как же я соскучился по тебе, девочка моя…

– А я думала, мы никогда не встретимся, – пискнула она, поворачиваясь к нему в кольце сильных рук. – Мне казалось, ты не захочешь знать меня… ну когда узнаешь, что я сестра Ильи…

– Грех стыдиться родственников, – усмехнулся Агафонов и, осторожно пальцем приподняв ее подбородок, впился в ее губы требовательным поцелуем.

Когда язык Михаила вторгся в Евин рот, она чуть не задохнулась. Сначала от неожиданности, потом от возбуждения. Ей казалось, что вся вселенная сосредоточилась вокруг них. Кто–то улыбался, кто–то просто не обращал внимания, но находились и такие, кто, так же как и Михаил с Евой, целовались прямо на Ратушной площади.

Агафонов никак не мог вспомнить, когда, вот так бесцельно шляясь в толпе, он бы испытывал не раздражение, а кайф. Когда бы еще от простого прикосновения к женской руке окатывало чувство безмерного счастья и в штанах становилось тесно.

«Про поцелуи и говорить нечего, – мысленно хмыкнул Агафонов. – Просто башку сносит!»

Они с Евой медленно брели по залитой разноцветными огнями набережной и целовались без остановки. Агафонов прижимал к себе свою беглянку и внутренне ликовал:

«Все–таки ты – везунчик, Миша!»

Он всматривался в огромные карие глаза, наивно смотрящие на него, ловил каждую Евину улыбку и не мог наглядеться на свою женщину.

«Как всегда, самые главные решения в своей жизни я принимаю на автопилоте, – хмыкнул он, отдавая себе отчет, что решение жениться на Еве пришло ему в голову, как только она села в такси и уехала. – Иначе б не стал я ломиться за ней в Красную Поляну. Не выискивал бы ее в толпе и не радовался бы как мальчишка!»

Он притянул Еву к себе для очередного поцелуя, будто б никогда не целовался прежде. Но, наверное, так оно и было. У нее пересохло в горле, когда пальцы Агафонова занырнули ей под шапку. Прошлись по волосам, бережно и ласково перебирая их. Прервав поцелуй, он всмотрелся в ее лицо с нежностью и интересом. Ева едва могла сдержать стон. Ей хотелось закричать: «Что же ты остановился, Миша!» Она чувствовала, как на морозе горят ее губы, и, прижавшись к нему, пробормотала чуть слышно: