– Знаю, – усаживаясь, ответил Бирюков. – Лучший плотник колхоза был. Сейчас, по-моему, на пенсии.

– Так вот, этот пенсионер вчера приезжал в гости к своему племяннику, живущему на железнодорожном полустанке и работающему путевым мастером.

– Что из этого вытекает? – спросил Антон и только теперь вспомнил, что именно в Березовке встречал худощавого молоденького железнодорожника, лицо которого показалось так знакомым на месте происшествия.

Вместо подполковника ответил следователь Лимакин:

– Кроме как у племянника Глухова, на полустанке ни у кого нет ацетона.

– И дядя у него брал ацетон?

– Говорит, нет, но похоже, что скрывает. Он ведь понятым у нас был, труп видел…

– Зачем Глухов на полустанок приезжал?

– На этот вопрос племянник ничего вразумительного не ответил. Дескать, проведать – и только.

– Ну а потерпевшего никто из жителей полустанка не опознал?

– Нет. Там ежедневно останавливается больше десятка пригородных поездов, и на платформе постоянно полно народу. Отдыхающие приезжают даже из Новосибирска. Особенно сейчас, в грибной сезон.

– Осколки стакана, найденные на месте происшествия, показывали местным жителям?

– Конечно. Стаканов таких ни у кого из жителей полустанка нет.

– С продавцом магазина беседовали?

– Там не магазин, а буфет от треста дорожных ресторанов. Я буфетчицу перепугал. Ей запрещено спиртным торговать, а она иногда знакомых «выручает», – Голубев достал из кармана водочную этикетку и положил ее на стол перед Антоном. – Вот, полюбуйся… Официально на трестовской базе получает запрещенный продукт, со штампом «Дорбуфет».

– На той бутылке, что нашли возле трупа, тоже этот штампик имеется, – внимательно разглядывая этикетку, сказал Антон.

– Потому и прихватил картиночку в буфете. Надо будет передать эксперту, чтобы проверил идентичность.

– Буфетчица, конечно, не помнит, кому водку продавала…

– Говорит, из железнодорожников на прошлой неделе только путевой мастер две бутылки покупал. Наверное, дядю угощал.

– Дядя его кержак, не пьющий.

– Значит, для себя купил. Как мне удалось установить, рыбак он заядлый.

– Кто кроме мастера покупал?

– Говорит, какому-то инвалиду продавала. Будто бы путевой мастер попросил продать бутылку. Толковал я с ним, с мастером. Заявляет, какой-то проезжий пристал, как банный лист. Чтобы отвязаться, сказал буфетчице: «Продай, а то умрет от жажды».

Подполковник Гладышев, поправив настольный календарь, заговорил:

– Мы, Антон Игнатьевич, вот для чего тебя пригласили. Голубев дельную мысль предложил… Поезжайте-ка вы с ним денька на два в Березовку и обстоятельно разузнайте там все об этом Иване Серапионовиче Глухове. Согласен?

Антон пожал плечами.

– Если надо…

– Обязательно надо, – вмешался в разговор прокурор. – Только вот что, товарищи, в отношении Глухова у нас имеется всего лишь смутное предположение. Поэтому никаких следственных действий. Делайте вид, что приехали проведать родителей и порыбачить на озере в выходные дни. Собственно, работники вы с опытом – смотрите по обстановке.

– Когда ехать, Николай Сергеевич? – спросил подполковника Бирюков.

– Не откладывая. В понедельник утром вам надо быть уже здесь.

– Понятно. – Бирюков поднялся и посмотрел на Голубева, подбросившего начальству мысль о рыбалке. – Поехали, рыболов-спортсмен.

В кабинете Бирюкова Голубев, словно оправдываясь, зачастил привычной скороговоркой:

– Думаешь, с умыслом, чтобы порыбачить, предложил поездку в Березовку? Честное слово, случайно сказал, что утром соблазнял тебя родителей проведать, а прокурор мигом подхватил идею. Ну, повезло сегодня на твоих земляков! Кстати, о Торчкове. Он тут мне на какую-то Гайдамачиху жаловался. Есть у него такая соседка?