— Не льсти себе, — фыркнула Тиль. — Сейчас ты меня бесишь еще сильнее, чем при знакомстве.

— Но к раздражению примешивается кое-что еще, — заметил Ланс, многозначительно подвигав бровями.

— Ничего к нему не примешивается, — отрезала она.

— Любопытство, симпатия, а может и страсть, — невозмутимо добавил Ланс, и Тиль закатила глаза. — Я все вспоминаю наш шкаф. Что же там было такого, что тебе сорвало тормоза? Не пальто же Петры, в самом деле… Возможно, сработал эффект неожиданности? Все произошло спонтанно, и ты не успела выставить свои железные границы. А может, секрет в том, что ты сама была инициатором? Я не давил на тебя, и ты поцеловала меня сама.

— Это была вынужденная мера! — воскликнула Тиль. — Давай сначала поймаем трехголового пса с огромными клыками, который затаился где-то за углом, а потом уже будем выяснять отношения.

— Отношения, — со значением повторил Ланс. — Сама признала, что они у нас есть.

Он взмахнул плетью, и та, закрутившись, стегнула за угол и, не найдя цели, вернулась назад. Ланс заглянул в темный проход.

— Ну-ка, посвети, — попросил он Тиль.

Она шагнула за ним следом, рассеивая мрак, и Ланс присел у безжизненного тела, лежащего у стены неопрятной лохматой кучей. Три собачьи головы были запрокинуты, кровь, вытекшая из ровной раны на грудине — там, где три шеи соединялись, — загустела на каменном полу и глянцево блестела, как черное зеркало.

— Он уже холодный. Его убили ночью, — мрачно сказал Ланс, выпрямляясь.

Тиль наоборот присела у мохнатого тела, положила ладонь на выпуклый лоб средней головы, погладила черную шерсть — жесткую, колючую — и желтый светящийся комочек, пухлый, как шмель, отделился и стремительно улетел, просочившись сквозь потолок.

— Он бы и сам упокоился, скорее всего, — пояснила Тиль, поднимаясь. — Но смерть насильственная и, вероятно, от руки человека, которого он считал другом. Подпустил бы цербер к себе чужака? Сомневаюсь. Так что я решила подстраховаться. Трехглавый призрак нам не нужен.

— Не нужен, — эхом подтвердил Ланс и взял ее за руку. — Ты это слышишь?

Тихий рокот, напоминающий ворчание старика, прокатился над ними, повторился эхом где-то вдалеке. Камни затрещали, словно кто-то зло заскрипел зубами. С потолка посыпался песок и каменная пыль, а земля под ногами задрожала.

— Бежим! — выкрикнул Ланс, увлекая Тиль за собой.

Они успели завернуть назад за угол и увидеть, как тонкий ломтик света, куда уходила лестница, схлопывается, отрезая им путь наверх. Потолок и стены сминались, крошась и падая, и Тиль, ахнув, потащила Ланса назад. Они бежали по узкому коридору, который позади них расплющивался под тяжестью камней и переставал существовать, от грохота заложило уши. Глухая стена впереди вынырнула из мрака, и Ланс утянул Тиль за собой в темное ответвление коридора. Они оказались в узком зале, и обвал пронесся мимо них, закупорив выход камнями, как бутылку пробкой.

Постепенно шум стал стихать, камни шуршали, устраиваясь удобнее, то и дело раздавался стук, шорох, потом пронесся тихий вздох, словно земля наконец успокоилась, и остался лишь быстрый ритмичный стук под ладонью. Опомнившись, Тиль убрала руку с груди Ланса, высвободилась из тесных объятий. Колдун посмотрел на нее, сглотнул, и крохотная царапинка на его шее — наверняка порезался, когда брился, — дернулась.

— Матильда, — сказал он. — Нас что, похоронили заживо?

***

Серый потолок, серый пол, выход плотно завален камнями, так что и мышь не пробежит. Тиль пошла вдоль стены, прислушиваясь, приглядываясь, пытаясь уловить движение воздуха, которое могло бы означать возможность спасения.