– Что ж, это разумный вопрос, хотя впредь попрошу меня не перебивать. Если желаете что-то сказать – поднимайте руку.

«Прямо как в школе», – подумала я, одновременно желая получить ответы на вопросы, которые задала Алекса. У меня появились точно такие же.

   – Дело в том, что во время аэльникса феникс передает жене часть своего света. Вы никогда не задумывались, почему все фениксы выглядят не старше сорока лет, как и их избранницы?

«Я-то уж точно не задумывалась», – промелькнуло в мыслях. – «Просто потому, что и в глаза-то их до недавнего времени не видела!»

– В среднем фениксы живут около двухсот лет, – продолжила леди Нейль. – И они практически не стареют – этому как раз способствуют их уникальные искры. Передавая часть света своей аэллине, феникс делится с ней и своим долголетием, и продлением молодости, сам при этом ничего не теряя. А аэллины, в свою очередь, часть этого света передают ниллэ вместе с болью – небольшую, конечно, но ее достаточно, чтобы значительно продлить и молодость, и жизнь.

В повисшем молчании отчетливо улавливалось изумление. Такого никто из первокурсниц точно предположить не мог.

– Так что, как видите, – вновь нарушила тишину леди Нейль. – Оно того стоит.

Внезапно Эмбер подняла руку, и когда декан дала позволение говорить, спросила:  

–  Леди Нейль, скажите… а вы ведь тоже бывшая ниллэ?

Лицо декана посуровело:

– Запомните раз и навсегда, юная леди, спрашивать о таком – верх неприличия. Как вы уже поняли, ваша профессия косвенно соприкасается с довольно интимной частью чужих жизней. Обсуждать это не принято. Но в качестве исключения, отвечу на ваш вопрос – да, я была ниллэ, как и многие преподаватели Института.

«Так вот почему они все выглядят так молодо!», – подумала я, глядя на леди Нейль и вспоминая директрису, возраст которой не сумела предположить даже приблизительно.

 Вслед за «магией и обязанностями» нас ожидала пара по истории, где пожилой преподаватель рассказывал о существовании Артогана до падения империй. В общем-то, в основном информация была общеизвестной, преподаваемой еще в школе, но сейчас магистр подавал ее немного иначе. Более подробно и глубоко освещая тему. К концу пары голова пухла от нескончаемых дат – магистр Дахшан, кажется, испытывал к ним особую любовь.

После истории наступило время обеда, и все заспешили в столовую. Я решила изменить тактику и наоборот прийти под конец обеда – пусть самое вкусное разберут, зато хоть поем спокойно. За обедом следовала боевая магия, которую я ждала с особым волнением. Да что там, волнением – от нервов хотелось грызть ногти, чего отродясь не делала!

Для занятий боевой магией нам была выдана специальная форма. И, чтобы не терять времени даром, я отправилась в нашу с Санди комнату, чтобы оставить там учебники и заодно переодеться.

Неладное я заподозрила еще в тот момент, когда, войдя в гостиную факультета, услышала подозрительно знакомый, звучащий неподалеку голос. Непроизвольно замедлив шаг, вошла в коридор, где располагались двери комнат, и тут же убедилась в том, что не ошиблась. Голос принадлежал Люции Бэйрси, беседующей с дворецким.

И что она здесь делает?

Стоило задаться этим вопросом, как взгляд зацепился сразу за две детали: первая – разговаривают они у одиннадцатой комнаты; вторая – у открытой двери стоит мой раскрытый чемодан, набитый как попало набросанными в него моими же вещами.

 Изнутри меня царапнуло нехорошее предчувствие. Паршивое такое, гаденькое.

– А, мисс Трэйндж, – заметил меня Гай. – Хорошо, что вы пришли. Должен вас уведомить, что, поскольку в Институт зачислена новая воспитанница, вам придется переехать.