– Ты просто повторишь их сигналы, я правильно понял?

Словак кивнул.

– Так.

– Хорошо. Значит, так и поступим. Ну а если что – у нас тут четыре пулемёта. Не дай Бог, конечно…

– Товарищ капитан, Эстергом! – произнёс лейтенант и указал на едва виднеющийся в ветреном дождливом сумраке величественный собор на правом берегу Дуная.

– Ого! – Только и промолвил Савушкин. Сооружение, построенное на прибрежной скале, действительно внушало уважение. Но долго наслаждаться видами им не довелось – с моста требовательно замигал зелеными вспышками сторожевой фонарь.

– Вот черти…, И погода им не указ… – Проворчал Савушкин и, повернувшись к Иржи, произнёс: – Ну что, давай, Юра, ответь им!

Словак кивнул, взялся за рукоять ратьера и принялся энергично отвечать неизвестным на мосту. Видимо, его сигналы их полностью удовлетворили – фонарь на мосту погас, и «Гизелла» благополучно проследовала по своему маршруту.

Как только катер разведчиков удалился от моста на дистанцию в триста метров – Савушкин не преминул полюбопытствовать:

– Что они запрашивали и что ты им ответил?

Словак пожал плечами.

– Что обично. Они запытали, кто мы и куда идём. Я сказал – лодка «Гизелла», идём Будапешт.

Котёночкин удивлённо произнёс:

– И всё?

Иржи кивнул.

– Всё. Ето мадьяри, мы – мадьярска лодка. У нас мадьярска влайка и экипа… Ми ответили мадьярски… Что есчо?

Лейтенант улыбнулся.

– Логично.

Савушкин добавил:

– Ты понял? Просто говорить правду – и дело в шляпе! – И уже словаку: – Иржи, так и отвечай в следующий раз!

Рулевой молча кивнул.

– Товарищ капитан, Вышеград по курсу. За ним надо будет направо свернуть… – вполголоса произнёс Котёночкин.

– Добро. Иржи, давай потихоньку правую сторону фарватера принимай, через триста метров надо будет уйти в малое гирло Дуная.

Словак молча кивнул и начал понемногу доворачивать руль. Тут Савушкин, прислушавшись, тревожно бросил лейтенанту:

– Володя, а ну-ка послухай небо…

Лейтенант вслушался и через минуту произнёс неуверенно:

– Вроде моторы… Высоко, тысяч семь-восемь… Два или три самолёта. Километрах в десяти на юг.

Савушкин кивнул.

– Значит, не показалось…

– Чьи это могут быть самолёты?

– Чёрт их знает… Но ничего хорошего ждать нам от них не стоит. – Осмотрев реку, капитан бросил словаку: – Иржи, вход в гирло. Поворачиваем!

Когда до устья малого гирла Дуная осталось метров двести – Котёночкин тревожно доложил:

– На мысу вижу зенитную батарею. Шесть тяжёлых орудий в капонирах. Расчеты суетятся. Похоже, будут стрелять.

Савушкин пожал плечами.

– Куда? Видимость – пятьсот метров по горизонтали. В белый свет?

– А если это постановщики мин? Там, наверху? Зенитки помешают им сбросить груз.

В этот момент батарея на мысу открыла огонь – частые выстрелы восьмидесятивосьмимиллимитровых орудий загрохотали на всю реку. Тут Савушкин, внимательно всматривавшийся в небо, внезапно скомандовал:

– Некрасов, Костенко – взять пулемётные ленты и на корму!

Старшина и снайпер живо подскочили к зенитному «максиму» на вертлюге.

– Заряжай!

Костенко вставил ленту в приёмник пулемёта, взвёл затвор и бросил:

– Готово!

– Парашюты видишь?

Старшина, быстро осмотрев небо, кивнул:

– Бачу!

– Огонь по ним!

Зенитный «максим», сам удивляясь своей резвости, загрохотал длинными очередями. Патроны в цинке, из которого разведчики утром снаряжали ленты, оказались трассирующими – огненные тире прерывистыми струями понеслись в сторону шести парашютов, медленно спускающихся к Дунаю. Наконец, одна из очередей достигла цели – полотнище парашюта вспыхнуло, и тяжёлый груз, висевший под ним на длинных стропах, рухнул в реку с высоты в сто пятьдесят метров. Разведчики на мостике рефлекторно присели, ожидая взрыва – но мина, похоже, просто разрушилась от удара о воду, не вызвав детонации тола.