– Товарищ капитан, ну что Москва? – в проёме рубки появилась голова Котёночкина.

– Радуется за нас. Поставили задачу. Простенькую такую, без напряга. Я вам вечером перед отбоем её оглашу. Как там наверху, кстати? Хлопцев расставил? Всех проинструктировал?

– Так точно, все по местам, и пароль, и отзыв выучили наизусть. Ждём. Шкипер наш где?

– Я в него влил пол-литра самогона дядюшки Томека и отправил спать в носовую каюту. Храпит, как пшеницу продавши…

Лейтенант кивнул.

– Логично. Ему надо нервишки успокоить… Когда та баржа под Цепным мостом на нас мало что не навалились – я уже и отходную приготовился читать…

Савушкин усмехнулся.

– А если бы в той мине, на которой трамвайчик подорвался, кратность стояла на единицу больше? Мы бы сейчас вместо этих бедолаг с тральщика со святым Петром бы проходили собеседование…

Лейтенант покачал головой.

– Не, мы воины, на поле брани убиенные были бы. Нас таких автоматически в рай зачисляют, без всяких собеседований…

Савушкин хмыкнул.

– Это если на поле брани. А про Дунай в Писании ничего не сказано… Ладно, доехали – уже хорошо, теперь агента надо дождаться. Хоть бы знать, шо то за агент…

Лейтенант пожал плечами.

– Дождёмся. На крайний случай – адрес же его есть… Но хлопцы всё равно на стрёме!

– Хорошо. Чепрага сводку принял?

– Да, наши в сорока километрах на юго-восток от Будапешта. Взяли Абонь, Тосег и Кунсентмиклош. Идут бои у Надькёрёша, в междуречье Тисы и Дуная. А, да! Сдался в плен начальник венгерского генерального штаба генерал-полковник Янош Вёреш вместе со штабом первой армии…

– Ого! – Савушкин покачал головой. И добавил: – А по обстановке вокруг и не скажешь, что в дневном переходе от городских окраин идут бои. Как будто и войны никакой нет… Трамваи вон пиликают, барышни с зонтиками… Ты говорил с какими-то мадьярами у моста, что за они?

Котёночкин махнул рукой.

– Из-под Кечкемета беглецы. Один из пятнадцатой пехотной, второй из восьмой резервной дивизий. Наши обошли Кечкемет три дня назад, и обе эти дивизии снялись с позиций и драпанули, до Чепеля добежали. Тут их жандармы мадьярские стопорнули, сейчас на переформировке на заводе «Манфред Вейсс». Мадьяры эти говорят, что русские танки по всему Альфёльду, что спасу нет – ну, как обычно…

Савушкин кивнул.

– У страха глаза велики. Что ещё они говорили? Ты учти, у нас задание из Москвы – выяснить силы немцев и венгров, обороняющих Будапешт.

Лейтенант пожал плечами.

– Да что они знают? Один три недели назад из госпиталя в Балашшадьярмате выписался, его по дороге на фронт сбил мотоциклист, второй, хоть и кадровый унтер – кроме своего взвода, и не знает ничего… А во взводе у него три человека и одна винтовка… – Подумав с минуту, лейтенант добавил: – Хотя погодите… Унтер говорил, что обе эти дивизии включены со вчерашнего дня в армейскую группу Фреттер-Пико. Но это всё, что мне удалось узнать…

Савушкин кивнул.

– И то хлеб… – Посмотрев на часы, покачал головой: – Восьмой час. Опаздывает наш Гёза Вёрёшмарти с улицы Тёрок Флориш…

Словно в ответ на его слова, раздался голос Костенко:

– Товарищ капитан, тут этот, который про Хорватию и Банат… Ему до вас прыгать? На борт?

– Лишнее. Сам поднимусь на пирс, не велик барин… Да и не надо ему пока знать, на чём мы пришли и сколько нас… – с этими словами Савушкин, кивнув лейтенанту на рубку, дескать, за старшего остаёшься – осторожно поднялся по штормтрапу на причал. Пирс строился в расчете на высокобортные суда, и «Гизелла» была за ним практически не видна, а учитывая, что лодочная станция, судя по всему, последние лет пять служила местом упокоения всякого маломерного старья – то и с реки обнаружить её было крайне затруднительно…