Лиза больше не пыталась переубедить взрослых. Она завела тетрадь, в которую записывала данные наблюдений.
Сколько бы я там ни находилась, здесь проходит меньше минуты.
Одежда, обувь, содержимое карманов, все, что в руках +
Контролировать перемещение —
Покакать в другом мире +
Бабочки, кузнечики, божьи коровки и т. д. +
Говорящие бобры, Злая Ведьма Запада, Чеширский Кот —
В коробке из-под фена лежали образцы почвы. Меж страниц Роджера Желязны – засушенные растения. Трава, цветы, насекомые Холма ничем не отличались от земных насекомых, цветов и трав.
Развлекаясь, Лиза придумала Принца. Принц был таким стеснительным, что не решался подойти к ней и завести разговор; он наблюдал, прячась. Это он забирал вещи Лизы. Попадая на Холм, Лиза оказывалась в одной и той же примерно точке, но забытые ею курточка, жевательная резинка или специально оставленные носки пропадали. Иногда Лиза обращалась к вымышленному Принцу, пела ему и рассказывала о заботах и тревогах реальности.
Лиза охладела к записям в шестнадцать лет. Ей нечего было писать: на Холме и в окружающих Холм полях вообще ничего не происходило. Разуверившись в принцах, Лиза лишь документировала частоту припадков. Максимальное количество – семь, в 2004-м. В среднем – три-четыре раза за год. Пребывание на Холме никогда не длилось больше получаса – по прикидкам, ведь все телефоны, которые были у Лизы, там глохли. Все мобильники зависали.
Лиза не могла контролировать перемещения или подготовиться к ним. «Вспышки» не зависели от ее настроения, местоположения или менструального цикла. Она попадала в страну вечного полудня из спальни, автобуса, общежития, университетской аудитории. Однажды упала с лестницы и набила шишку, но в целом приступы протекали гладко.
В море Лиза заходила по пояс под присмотром мамы, подружек или, позже, бойфрендов. Путешествия завораживали поначалу, особенно ей нравилось попадать из зимы в лето и нежиться на солнышке, но с возрастом Лиза стала воспринимать Холм как удручающую данность. Она прекратила гулять по душистым лугам. Сидя по-турецки на одном месте, ждала возвращения «домой». Если бы не гербарий, шелуха дохлых насекомых и комья земли в коробке, она бы приняла официальную гипотезу о расстройстве нервной системы. О том, что мозг изнасилованного ребенка создал убежище.
Но Холм существовал. Лизина тайна, которой она однажды, в постели, поделилась со своим молодым человеком. Лизе было тогда девятнадцать, Олегу – за тридцать. Она училась на факультете журналистики, он преподавал теорию социально-массовой коммуникации. Она знала, что он не поверит.
– Ты меня разыгрываешь? – засмеялся Олег.
– О, если бы. Двадцать девять раз. В сумме я была там примерно десять-пятнадцать часов. – Она смотрела на него без тени улыбки, и у Олега опустились уголки губ.
– Это… странно. И… как-то жутковато.
– Печально, что я не могу забрать тебя туда. – Лиза пожалела о своей исповеди. Чтобы снять напряжение, погладила Олега по голому торсу. – Мы бы занялись сексом в другом измерении.
– А ты не боишься застрять там навсегда?
– Боюсь, – тихо сказала Лиза. – Я много чего боюсь. Например, что ты теперь разлюбишь меня.
– Глупая! – Олег оплел ее руками.
– Знаешь, в следующий раз я постараюсь поймать бабочку.
– М? – не понял он.
– Я поймаю бабочку и принесу ее тебе как доказательство. А пока – давай забудем обо всем, что я говорила.
С возрастом припадки становились реже, ждать нового пришлось семь месяцев. Лиза вырубилась четырнадцатого февраля на романтическом свидании, не донеся ложку до рта и забрызгав крем-супом платье. В реальном мире прошла минута. Полчаса прошло на зеленых лугах, под голубым небом с разрозненными облаками.