Лиза вдохнула полной грудью душистые запахи лугов. Пощипала себя, убеждаясь, что не спит, наклонилась и выдернула травинку. Пожевала сочный стебелек. Вкус был самым обыкновенным. Самая обыкновенная капустница спорхнула с цветка. Лиза пошла за ней, как Алиса за Белым Кроликом. Она почти спустилась с холма, но вспышка ожгла сетчатку, заставив заслониться предплечьем.

– Ты чего? Земля, Земля, прием! – Катюша пощелкала пальцами у Лизиного лица. Солистки «Пропаганды» смотрели с плаката. Бабочки были только на мониторе, усеивали обои рабочего стола. Лиза ощупала свои щеки, нагретые солнцем, причмокнула: на языке оставался привкус съеденной травинки. – Ты робот? – забеспокоилась Катюша. – Зависла на целую минуту, я докричаться не могла, думала уже родителей звать.

Минута? Но она провела на Холме как минимум пять минут. Желтая пыльца прилипла к подошвам тапочек.

– Ты меня пугаешь, – сказала Катюша.

– Все в порядке, – соврала Лиза, встряхивая волосами. – Я просто… изображала труп.

– У тебя классно получилось. Только в следующий раз, изображая труп, не сопи так громко!

Если первый раз косвенно был связан с сексом – с реакцией на порнографическое видео, – то второй не имел к половой сфере ни малейшего отношения. Второй раз едва не стоил Лизе сломанных конечностей. Вот Лиза катит на велосипеде по улице Калинина, вот жмурится от вспышки, вот летит головой вперед. Трава смягчает падение. Велосипед остается там же, где асфальт, высотки и дождевые тучи. В Краснодаре, в реальности.

За три месяца, что прошли с дебютного визита на Холм, тут ничего не поменялось. Словно изображение поставили на паузу, а сейчас снова позволили облакам плыть по небу. Лиза мгновенно вспотела. Сняла курточку и бросила ее в траву. Ветерок огладил плечи. Лиза вынула из кармана мобильник – долгожданный подарок от мамы. Зеленый экранчик чернел логотипом «Моторолы», но телефон не реагировал на нажатие кнопок. Намертво заглох.

Как и в январе, Лиза совсем не испугалась. Напротив, ей было ужасно любопытно. И она отправилась утолять любопытство. Примерно полчаса – сказать точно она не могла, так как механические часы перестали работать вместе с сотовым, – Лиза гуляла по лугу. До вспышки, до боли, до того, как она очнулась на обочине, окруженная неравнодушными прохожими, уверенными, что велосипедистка на минуту – да, на минуту! – лишилась чувств, ударившись головой. Лизе еще повезло: при падении она лишь стесала кожу на подбородке и разбила колени.

– А где ваша куртка? – спросил сердобольный пенсионер. – Вы же вроде в куртке были? Не украл ли кто?

Лиза не стала говорить, что куртка осталась на Холме, где вечное лето и вечный полдень.

Мама не поверила ей. Даже когда в третий раз Лиза отключилась в подъезде, приложилась к бетону виском и принесла с Холма симпатичный букет полевых цветов – мама предпочла отмахнуться от доказательств. Выбросила цветы из иного мира в мусорное ведро и отвела дочь к доктору.

– Давай так! – говорила Лиза в приемном покое. – Я вырублюсь, а ты на меня смотри. Я сниму какую-нибудь вещь – вот увидишь, она исчезнет в нашей реальности!

– Конечно, конечно, – поддакивала мама. – Как ты скажешь, родная, только успокойся.

Консультацией у психолога не обошлось. Лизу изучал седовласый московский сомнолог, специалист по расстройствам сна. Ее обклеили проводами: процедура называлась полисомнография. Врачи диагностировали у Лизы нарколепсию – редкое заболевание нервной системы, при котором человек неконтролируемо засыпает. Резкое снижение мышечного тонуса сопровождается слуховыми и зрительными галлюцинациями. Это означало, что в будущем, до полного исцеления, ей нельзя будет не только управлять транспортом, но и плавать. Придется быть предельно аккуратной. В любой момент она может… как ты говоришь, детка? Да, перенестись на Холм. Погулять по лугу.